Престиж

— Ну! Признавайся, Борден! Ты кто? Который из двоих?

Меня душил страх, что кинжал в любую секунду пронзит мне грудь и вопьется в сердце.

— Говори правду, или тебе не будет пощады! — Острие жалило все сильнее.

— Мне нечего сказать, Энджер! Теперь я и сам не знаю!

Все завершилось так же внезапно, как и началось. Его лицо было в нескольких дюймах от моего, я видел перед собою злобный оскал, ощущал тошнотворное дыхание. Острие кинжала уже вспороло мне кожу! Страх за свою жизнь придал мне храбрости. Размахнувшись, я ударил его по лицу, потом еще и еще. Не жалея кулаков, я молотил его до тех пор, пока он не откинулся назад. Дьявольская сила, давившая мне на сердце, ослабла. Почувствовав свой перевес, я сцепил руки в замок и что есть мочи ткнул куда попало. Враг с воплем отпрянул, и кинжал взметнулся в воздух. Однако Энджер все еще сидел на мне верхом. Тогда я вложил в удар всю свою силу и при этом дернулся, чтобы враг потерял равновесие. К моему несказанному облегчению, маневр удался. Смертоносный клинок, отскочив от стены, упал на пол, а призрак откатился в сторону.

Тем не менее он проворно вскочил, но держался поодаль и не сводил с меня настороженного взгляда, опасаясь новой атаки. Я сел, не спуская ног, и приготовился держать удар. Передо мной маячил фантом ужаса, дух злейшего врага всей моей жизни.

Сквозь его полупрозрачное туловище просвечивал огонек ночника.

— Убирайся, — прохрипел я. — Ты мертвец! Тебе со мной нечего делить!

— Равно как и тебе со мной, Борден! Но я не стану тебя убивать: моя месть будет куда страшнее. Ты будешь вечно жалеть о содеянном! Вечно!

Призрак Руперта Энджера шагнул к запертой двери и легко прошел ее насквозь. Теперь о нем не напоминало ничто, кроме отвратительного трупного зловония.

Это наваждение сковало меня страхом; я так и остался неподвижно сидеть на кушетке, пока не услышал гонг к началу представления. Вскоре явился мой костюмер, который обнаружил, что дверь заперта; его настойчивый стук вывел меня из оцепенения.

Кинжал Энджера я нашел на полу в гримерной; он хранится у меня по сей день. Это настоящий кинжал. Он побывал в руках призрака.

Все потеряло смысл. Больно дышать, больно двигаться; я до сих пор чувствую, как острие клинка упирается мне в сердце. Я сижу в своей квартире и не знаю, что делать и кто же я такой.

Каждое написанное здесь слово истинно, в каждом — правда моей жизни. Мои руки пусты, я честным взглядом смотрю вам в глаза. Вот так я живу, но это ни о чем не говорит.

В одиночку я пойду до конца.

Часть третья Кейт Энджер

Глава 1

В то время мне было всего пять лет, но я ничуть не сомневаюсь, что эти события произошли на самом деле. Знаю, что детская память может сыграть злую шутку, особенно ночью, после ужасного потрясения. Знаю: люди нередко составляют мозаику воспоминаний из фрагментов реальности, из собственных впечатлений или из рассказов других, нередко выдавая желаемое за действительное. В этом смысле я такая же, как все, поэтому мне понадобились долгие годы, чтобы восстановить истинную картину происшедшего.

А произошло нечто жестокое, необъяснимое — почти наверняка это был преступный акт. Он поломал судьбы большинства из тех, кто был к нему причастен. Мне самой он тоже разбил жизнь.

Сейчас я готова описать те события, которые видела своими глазами, но это будет взгляд с расстояния прожитых лет.

Мой отец — лорд Колдердейл в шестнадцатом поколении. Это титул, а по фамилии мы — Энджеры. Моего отца звали Виктор Эдмунд; он был сыном Эдварда, единственного сына Руперта Энджера. Таким образом, Руперт Энджер, он же Великий Дантон, он же 14-й граф Колдердейл, приходится мне прадедом.

Моя мать носила имя Дженнифер, хотя дома отец всегда называл ее Дженни. Они познакомились, когда он работал в министерстве иностранных дел, где провел все годы Второй мировой войны. Отец не был профессиональным дипломатом: когда началась война, он по состоянию здоровья пошел не в армию, а на гражданскую службу. В университете он изучал немецкую литературу, а в тридцатые годы жил какое-то время в Лейпциге, поэтому британское правительство сочло его знания полезными для военного времени. В его обязанности, очевидно, входил, среди прочего, перевод добытых разведкой приказов верховного командования Германии. Родители познакомились в 1946 году, когда ехали поездом из Берлина в Лондон. Молодому дипломату приглянулась медсестра, которая возвращалась в Англию по окончании срока службы в западной зоне оккупации в столице Германии.