Престиж

Прежде всего незнакомец без особых усилий практически сорвал мой сеанс. Я так нервничал, что не мог сосредоточиться; в результате, когда Джулия вместе с кем-то из присутствующих завязывала на мне «узел Джейкоби», я позволил им затянуть одну руку туже, чем следовало. Оказавшись внутри ящика, который, слава богу, скрывал меня от сверлящего взгляда, я долго возился, прежде чем сумел высвободить руки.

Когда иллюзия с ящиком была выполнена, враг не стал больше таиться. Он вскочил из-за стола, оттолкнул в сторону беднягу Наджента и сорвал с окна драпировку. Поднялся всеобщий крик, вдовец не сдержал рыданий, дети разревелись. Наджент схватился с неприятелем, а Джулия бросилась к детям, чтобы их успокоить. И тут случилось самое страшное.

Незнакомец в ярости схватил Джулию за плечи, резко развернул в сторону и отшвырнул прочь! Она тяжело упала на дощатый пол, и я в ужасе ринулся к ней. Нападавший оказался между нами.

Наджент, решительно заломив ему руки за спину, гаркнул:

– Что прикажете с ним делать, сэр?

– Выбрось его на улицу! – вскричал я в ответ. – Нет, постой!

Свет из окна падал прямо ему на лицо. За его спиной я увидел, как Джулия, к моему несказанному облегчению, поднимается на ноги. Она дала мне знать, что не пострадала, и я вновь обратился к нападавшему.

– Кто вы такой, сэр? – настоятельно призвал я его к ответу. – Какое вам до меня дело?

– Пусть этот громила меня отпустит, – прохрипел он. – Тогда я уйду.

– Вы уйдете, когда я позволю! – отрезал я и, подойдя ближе, вспомнил, кто он такой. – Да это Борден! Так оно и есть. Борден!

– Ничего подобного!

– Альфред Борден! Сомнений нет! Я видел вас на эстраде. Что вам здесь нужно?

– Отпустите!

– Зачем вы суетесь в мои дела, Борден?

Он не отвечал и только яростно барахтался, пытаясь освободиться от железной хватки Наджента.

– Вышвырнуть его прочь! – приказал я. – Ему место в канаве!

Наджент с похвальной точностью исполнил мое распоряжение. Он выволок негодяя из комнаты и быстро вернулся обратно.

Я обнял и привлек к себе Джулию, стараясь убедить себя, что с ней ничего не случилось после грубого толчка и падения на пол.

– Если он причинил вред тебе или ребенку… – прошептал я.

– У меня ничего не болит, – ответила мне на ухо Джулия. – Кто это такой?

– Сейчас не время, дорогая, – мягко сказал я, понимая, что сеанс безнадежно испорчен, клиент унижен и разгневан, дети в истерике, а четверо взрослых родственников потрясены случившимся.

Собрав все свое достоинство, я произнес:

– Надеюсь, вы понимаете, что я не могу продолжать?

Присутствующие выразили согласие.

Детей увели, а мы с мистером Л. удалились для совещания. Он показал себя порядочным, понимающим человеком, предложил пока оставить все как есть, а через пару дней встретиться и обсудить, что делать дальше. Я с благодарностью согласился. Мы с Наджентом погрузили реквизит в фургон и отправились восвояси. Наджент держал вожжи, а мы с Джулией сидели обнявшись, погруженные в мрачные раздумья.

Смеркалось. Теперь ничто не мешало мне высказать свои подозрения.

– Это был Альфред Борден, – сказал я. – Знаю только, что он фокусник, причем никак себя не проявил. Я все время пытался вспомнить, откуда он мне знаком. Кажется, я видел его на эстраде. Но в нашей профессии это весьма скромная фигура. Возможно, в тот раз он просто вышел на замену кому-то более именитому.

Я скорее размышлял вслух, нежели беседовал с Джулией, стараясь разобраться в побуждениях недруга. Единственный мотив, который пришел мне в голову, – это профессиональная зависть. Что же еще? У нас не было ничего общего, и, если, конечно, я не страдаю потерей памяти, наши пути никогда не пересекались. Но при этом у него был вид человека, одержимого жаждой мести.

В туманных сумерках Джулия теснее прижалась ко мне. Я все время переспрашивал, как она себя чувствует, желая еще и еще раз удостовериться, что падение не причинило ей вреда, но она только твердила, что хочет скорее добраться до дому.

Вскоре мы приехали в Идмистон-Виллас, и я заставил ее немедленно лечь в постель. У нее был изможденный и встревоженный вид, но она повторяла, что ей требуется только покой. Я посидел с нею рядом, пока она не заснула, торопливо проглотил тарелку супа и вышел на улицу, чтобы немного развеяться. Вернувшись, стал записывать в дневник события этого дня.

Дважды прерывался, чтобы взглянуть, как там Джулия, но она мирно спит.

24 ноября 1878

Самый черный день в моей жизни.

27 ноября 1878

Джулия вернулась из больницы. Она спит, а я опять открыл дневник, безуспешно ища хотя бы временного и призрачного успокоения.

Если вкратце, то Джулия проснулась на рассвете 24-го числа. У нее началось обильное кровотечение. Сильнейшие боли накатывались волнами, она вскрикивала и корчилась, потом на время утихала – и все повторялось заново.