Читаем Престиж полностью

Скажу только, что я оставил Джулию ради Оливии, которую встретил и полюбил в начале этого года, во время американских гастролей. Мы познакомились на приеме, устроенном в мою честь в славном городе Бостоне (штат Массачусетс); она подошла ко мне, чтобы выразить свое восхищение, как в последние годы поступало множество женщин (пишу об этом без тени тщеславия). Может, потому, что я был вдали от дома и по иронии судьбы особенно сильно скучал по своей семье, но впервые в жизни меня откровенно подцепили на крючок. Оливия, работавшая танцовщицей, присоединилась к моей труппе. Когда настало время уезжать из Бостона, она отправилась вместе с нами, и дальше мы уже не разлучались. Более того, не прошло и пары недель, как она начала выходить на сцену в качестве моей ассистентки, а впоследствии прибыла вместе со мною в Лондон.

Каттер этого не одобрял; он дождался конца гастролей, но по возвращении мы с ним немедленно расстались.

Равно как и с Джулией, что было неизбежно. Когда я лежу по ночам без сна, меня до сих пор преследуют раздумья о бессмысленности этой жертвы. Когда-то Джулия была для меня всем; можно сказать, именно она помогла мне войти в тот мир, где я существую и поныне. Мои дети, беспомощные и невинные, тоже принесены в жертву. Скажу лишь одно: мое безумие – это безумие страсти; все иные чувства, кроме влечения к Оливии, во мне отмерли.

Поэтому я не могу доверить бумаге (пусть даже оставшись наедине со своим дневником) слова, поступки и страдания последних месяцев. Говорить и действовать досталось мне, а страдать – Джулии.

Теперь я обеспечиваю Джулии жизнь в отдельном доме, где она поселилась под видом вдовы. Дети остались с нею, она избавлена от материальных затруднений и не обязана встречаться со мной, если сама этого не захочет. Кстати сказать, мне и не следует появляться у нее в доме, чтобы не нарушить видимость ее вдовства. Вот так я волей-неволей превратился в покойника. Навещать детей у них дома мне заказано, приходится довольствоваться редкими прогулками. Виню в этом только себя самого.

Встречаясь с детьми, я мимолетно вижу и Джулию; от ее нежной кротости у меня сжимается сердце. Но обратной дороги нет. Что сделано, того не вернуть. Когда я не думаю о потере семьи, мне кажется, что я счастлив. Но я ни у кого не ищу оправдания. Я знаю, что сломал себе жизнь.

У меня всегда было правило – не делать людям зла. Даже оставаясь на ножах с Борденом, я далек от мысли причинить ему боль или подвергнуть опасности; по мне, лучше его вывести из равновесия или осмеять перед публикой. Но теперь я вижу, что причинил страшное зло четверым душам, ближе которых у меня никого не было. Рискуя показаться пустословом, могу только дать зарок, что ничего подобного больше не сотворю.


14 сентября 1893

Моя карьера сызнова начинает обретать устойчивость. Из-за перипетий, последовавших за моим возвращением из Соединенных Штатов, я упустил все ангажементы, которые обеспечил Анвин за время моего отсутствия. Ну, ничего: я вернулся не с пустыми руками и подумал, что могу позволить себе некоторое время не работать.

Сегодня я открыл дневник потому, что почувствовал в себе порыв выбраться из трясины самобичевания и апатии, дабы вернуться на сцену. Я дал распоряжения Анвину, и, возможно, мои дела опять пойдут на лад.


В ознаменование этого решения мы с Оливией сходили в костюмерное ателье, где с нее сняли мерку для пошива выбранного ею сценического наряда.


1 декабря 1893

В моем рабочем графике значится получасовое рождественское выступление в сиротском приюте. Остальные строчки пусты. Не за горами 1894 год, а работы не предвидится. С начала сентября мои доходы составили всего 18 фунтов и 18 шиллингов.

Как говорит Хескет Анвин, обо мне ползут сплетни. Он советует не придавать им значения, полагая, что памятный успех моих американских гастролей вполне мог вызвать чью-то зависть.

Но меня это известие встревожило. Неужели за всем этим стоит Борден?

Мы с Оливией обсуждаем перспективы возвращения к спиритизму: надо же как-то сводить концы с концами; но я на это пойду лишь в самом крайнем случае.

Пока есть возможность, целыми днями упражняюсь и репетирую. Фокусник должен тренироваться как можно больше, потому что каждая минута тренировки повышает артистизм. Поэтому я постоянно занимаюсь в студии – когда один, когда вместе с Оливией – и загоняю себя до изнеможения. Хотя ловкость рук постепенно восстанавливается, временами на меня накатывает такая безысходность, что я перестаю понимать, какой смысл в этих репетициях.

Зато дети-сироты увидят великолепное представление!


14 декабря 1893

К нам поступили заявки на январь и февраль. Не бог весть что, но мы заметно приободрились.


20 декабря 1893

Заявок на январь прибавилось; одна из них, между прочим, возникла из-за отмены выступления некоего Профессора Магии! Буду счастлив забрать себе его гонорар.


23 декабря 1893

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее