Престиж

Много лет спустя, когда до меня дошло, насколько это несправедливо, я попыталась расспросить мать, что же все-таки тогда случилось. Этот разговор состоялся уже после того, как от нас ушел отец, года за два до ее смерти.

У меня было чувство, что настало время развеять тайны и отделаться от мрачных призраков прошлого; я казалась себе очень взрослой. Мне хотелось, чтобы мама была во всем откровенна и обращалась со мной как с равной. В начале той недели она, насколько я знала, получила письмо от отца, что и послужило для меня поводом затронуть наболевшую тему.

– Почему полиция так и не приехала? Почему не было расследования? – спросила я, предупредив, что хочу обсудить те далекие события.

Она ответила:

– У нас в доме об этом не говорят, Кэтрин.

– Это ты никогда об этом не говоришь, – поправила я. – А почему папа нас бросил?

– Об этом нужно спросить у него.

– Ты же знаешь, это невозможно, – возразила я. – Но ведь тебе ответ известен. Отец тогда сделал что-то ужасное, но не могу понять, зачем и каким образом. Его разыскивает полиция?

– У нас никогда не было никаких дел с полицией.

– Но почему? – не унималась я. – Разве папа не убил того мальчика? Разве это не преступление?

– Все меры были приняты своевременно. Нам нечего скрывать и не в чем себя винить. Мы дорого заплатили за то, что случилось. Конечно, больше всех пострадал мистер Борден, но подумай, как это переменило и наши судьбы. Я не могу рассказать того, о чем ты спрашиваешь. Ты же видела, что произошло.

– Не может быть, чтобы все на этом закончилось.

– Кэтрин, не задавай лишних вопросов. Ты сама там присутствовала. На тебе лежит такая же вина, как и на всех остальных.

– Да ведь мне было пять лет! – воскликнула я. – Какая на мне может быть вина?

– Если сомневаешься, обратись в полицию.

Эта ледяная неприступность быстро охладила мой пыл. Мистер Стимпсон и его жена все еще работали у нас, и, немного выждав, я обратилась с теми же вопросами к старому дворецкому. Он вежливо, сухо и немногословно заявил, что впервые слышит о таком происшествии.

Глава 4

Мама умерла, когда мне исполнилось восемнадцать лет. Розали и я были почти уверены, что скорбное известие заставит нашего отца вернуться в Англию, но этого не произошло. Оставшись жить в родовом имении, мы постепенно осознали, что теперь оно принадлежит нам. К этому мы с сестрой отнеслись по-разному. Розали все больше отчуждалась от родных стен и в конце концов уехала. Я же застряла здесь, как в ловушке, и все так же обретаюсь в отчем доме. Удерживало меня главным образом неизгладимое чувство вины за ту трагедию. Все сосредоточилось вокруг одной беды, и в конце концов я поняла, что мне необходимо каким-то образом очиститься от скверны.

Как-то раз, собравшись с духом, я спустилась в подвал посмотреть, сохранилось ли там хоть что-нибудь от того происшествия.

Я решила сделать это летним днем, когда у меня гостили друзья из Шеффилда: в доме гремела рок-музыка, звучали шутки и смех. Не посвящая никого в свой план, я просто ускользнула от гостей, болтающих в саду, и вернулась в дом. Для храбрости выпила три бокала вина.

Замок на двери подвала сменили вскоре после визита Бордена, а когда умерла мама, я опять заказала новый, хотя так и не осмелилась войти внутрь. Мистера Стимпсона и его жены давно уже здесь не было, но и они, и те, кто пришел им на смену, использовали подвал в качестве кладовой. Мне страшно было даже подойти к верхним ступеням.

Но в тот день меня ничто не могло удержать. Я мысленно подготовилась к этому шагу. Оказавшись за дверью, я заперла ее изнутри на засов (это одно из моих новшеств), включила свет и спустилась в подвал.

Первым делом я стала искать глазами аппарат, убивший Ники Бордена, но его там уже не было – что, впрочем, неудивительно. Зато в центре сохранилось круглое углубление, и я захотела рассмотреть его повнимательнее. Похоже, оно появилось уже после того, как зацементировали пол, и служило определенной цели, поскольку в цементе виднелись просверленные через равные интервалы отверстия, а в них – металлические опоры, которые, судя по всему, некогда держали деревянные рейки. Прямо над этим углублением к потолку крепился большой распределительный щит. Толстый кабель тянулся от него к стоявшему у стенки трансформатору, но сам щит уже зарос грязью и ржавчиной.

Я заметила, что от щита во все стороны расходятся многочисленные подпалины; кто-то замазал их слоем белой водоэмульсионной краски, и все же они были видны невооруженным глазом.

Но больше ничто не напоминало о том, что здесь когда-либо стоял злополучный аппарат.