Престолы, Господства

Мужчина, конечно, прекрасно воспитан, поскольку он — второй сын покойного герцога Денверского и, по случайности, мой собственный племянник. Он немного попробовал себя в дипломатии, как и в большей части других занятий, но это не его профессия: если у него и есть какая-либо профессия вообще, то это — криминология. Он — ценитель красоты в старом вине и старых книгах и, время от времени, выказывал себя поклонником прекрасных дам. Его жена, которая сейчас рядом с ним, романистка, которая до настоящего времени сама зарабатывает на жизнь; приблизительно шесть лет назад её оправдали — в значительной степени благодаря его вмешательству — от обвинения в убийстве её любовника. Мой племянник влюбился в неё с первого взгляда, его ухаживание за ней велось с огромным терпением и продолжалось более пяти лет — они поженились лишь в прошлом октябре и только что возвратились из длительного свадебного путешествия. Не знаю в точности, каковы их отношения в настоящее время, поскольку минуло уже несколько недель с тех пор, как я получил от них последнее известие. Их медовый месяц сопровождался некоторыми осложнениями. В их доме произошло убийство, а взрыв эмоций, связанных с передачей преступника правосудию, оказался весьма тяжёлым испытанием. Мой племянник — человек очень нервный, ранимый и сдержанный, а новоиспечённая племянница — упряма, энергична и независима. И оба исполнены просто дьявольской гордости. В свете с интересом ждут результата этого любопытного матримониального эксперимента.

— А что, все англичане представляются своим невестам в роли Персея? [13] — поинтересовался месье Домье.

— Все были бы не прочь, но не у всех, наверное к счастью, имеется такая возможность. Эту роль очень трудно сыграть без эгоизма.

В этот момент мужчина с моноклем, которому что-то сказал официант, встал и направился вдоль зала ресторана, вероятно, к телефону. Он жестом поприветствовал мистера Делягарди и прошёл мимо, держась очень прямо, быстрым и лёгким шагом хорошего танцора. Пока он шёл, тёмные и довольно красивые глаза его жены следовали за ним со странно сосредоточенным выражением — не озадаченным, не нетерпеливым и не опасающимся, — хотя все три прилагательных пронеслись в голове месье Домье, но только для того, чтобы быть отвергнутыми.

Он произнёс:

— Я был неправ относительно жены вашего племянника. Она совсем не безразлична. Но, думаю, она не до конца в нём уверена.

— Это, — ответил мистер Делягарди, — очень даже возможно. Никто никогда не может быть уверен в моём племяннике Питере. Но полагаю, что и он не совсем безразличен. Если же он разговаривает с ней, не глядя на неё, это означает, вероятно, что у него есть что скрывать — или любовь или ненависть. Я знаю, что оба они сильно изменились за медовый месяц.

— Evidemment, [14] — согласился месье Домье. — Из того, что вы рассказали, мне кажется, что отношения между этими двоими должны иметь в высшей степени деликатную природу, тем более, что ни один из них не первой молодости.

— Моему племяннику идёт сорок шестой, а его жене немного за тридцать. О! Харвеллы нас увидели и, думаю, подойдут. Я знаком с ними лишь поверхностно. Старый Харвелл был другом сэра Импи Биггса, который близко связан с семьёй Уимзи, и я время от времени встречал его сына с женой на различных приёмах.

Месье Теофиль Домье был рад возможности рассмотреть Розамунду Харвелл вблизи. Она относилась к типу, который он полностью одобрял. Дело было не просто в нежности волос цвета красного золота или влажном янтаре чуть раскосых глаз под широкими дугами изящно начерченных бровей, и даже не в  ярко-алой линии рта или белизне кожи, хотя всё это имело непосредственное отношение к создаваемому впечатлению. Лицо имело сердцевидную форму, а фигура, контуры которой легко угадывались под платьем в обтяжку, своим очарованием напоминала Венеру Боттичелли. Все эти черты женственности месье Домье оценил по достоинству как признанный знаток. Но то, что взволновало его, была обволакивающая аура женственности, которая кружила голову как аромат выдержанного вина. Он был восприимчив к таким флюидам и удивился, обнаружив их у англичанки, поскольку в англичанках он привык находить или агрессивную бесполость или удушающую материнскую благожелательность, почти в одинаковой степени лишённые соблазнительности. Также и голос, которым миссис Харвелл произнесла банальное «Как поживаете?», был тёплым, звенящим и музыкальным, как перезвон золотых колокольчиков, — голос, в котором слышалось обещание.

Мистер Делягарди поинтересовался, долго ли Харвелы намерены оставаться в Париже.

— Мы здесь уже две недели, — сказала Розамунда Харвелл, — ходим по магазинам. И, конечно, развлекаемся.

— Вам понравились занятия спортом в Шамони?

— Да, очень, но там оказалось полно народу.