«Таганцева Надежда Феликсовна исключительно была занята своими детьми и хозяйством. Доказательством ее непричастности к самой организации служит то, что, имея возможность уничтожить переписку Владимира Николаевича во время засады, не сделала этого».
Отец Таганцева, старик под восемьдесят, почтенный правовед, до революции — сенатор и член Государственного совета, решил действовать. Он обратился прямо к Ленину с просьбой смягчить участь сына, а заодно и возвратить конфискованное имущество, принадлежащее лично ему, академику Таганцеву.
19 июня Дзержинский дал справку по делу:
Странные убийцы, если из четырех перечисленных жертв — все живы и здоровы! И что еще удивляет — следствие только началось, а последствия его уже очевидны. «Откуда были взяты эти фактические данные, неизвестно, в материалах уголовного дела таковых не имеется» — так в наши дни прокомментировала справку Дзержинского Генеральная прокуратура. Между тем в Петрограде продолжают вытягивать из Таганцева нужные показания. Безуспешно. В ночь с 21 на 22 июня отчаявшийся узник пытается повеситься на скрученном полотенце. Не дали, спасли, он еще нужен — для «дела Таганцева».
А Москва торопит — требует: даешь заговор!
25 июня следователи Петрочека Губин и Попов составили доклад о результатах следствия. Они плачевны.
«Не имея определенного названия, организация не имела определенной, строго продуманной программы, как не были детально выработаны и методы борьбы, не изысканы средства, не составлена схема. Если же смотреть дальше, то Таганцев вообще не имел строго определенных, продуманных и проверенных прошлым опытом убеждений. Наличный состав организации имел в себе лишь самого Таганцева, несколько курьеров и сочувствующих».
В чем же в таком случае состояла боевая деятельность? А вот, оказывается, Таганцев избрал «новый способ борьбы — установление полного контакта и нахождение общего языка между культурными слоями и массами». Какой уж тут криминал — хоть сажай преступника в Совнарком! А затем — совсем замечательно:
«Таганцев и его группа находили возможным объединяться с лицами буржуазной ориентации и социалистами далекого будущего, признавая за основу программы сохранение советского строя. Террор как таковой, по словам Таганцева и других, не входил в их задачи».
А что же связь с финским шпионом Германом, с которого все началось? «Знакомство с Германом Таганцев использовал как связь с заграницей, откуда ему необходимо было получать информацию, лишенную буржуазной или партийной окраски. Связь с курьерами имела исключительно спекулятивную подкладку, как перепродажа вещей, отправка эмигрирующих русских за границу, передача писем. Что же касается непосредственных связей организации Таганцева с финской и другими контрразведками, то в действительности организация как таковая ни связи, ни поддержки не имела».
И вот резюме: «Центральной фигурой в организации являлся, безусловно, Таганцев. Но говорить о существовании областного комитета преждевременно. К чисто практической работе был неспособен. Таганцев — кабинетный ученый, мыслил свою организацию теоретически».
Установка — вскрыть, разоблачить, уничтожить крупную, боевую, контрреволюционную, террористическую организацию! — лопалась, как мыльный пузырь. Можно было прекращать дело.
Но случилось совсем иное. Сами следователи — Губин и Попов — исчезли. После этого доклада их имена в деле Таганцева больше не упоминаются.
Янечка
И тут все кардинально меняется. Нет террористической организации, пока дело не взял в свои руки — помните Ильича: «Не послать ли опытных чекистов отсюда в Питер?» — особоуполномоченный по важнейшим делам ВЧК Яков Саулович Агранов — под таким именем жил и действовал в революции Янкель Шмаевич Сорензон.