преступление и наказание

Достоевский горячо сочувствует негодованию своего героя против существующего общества. И вместе с тем изображение глубокого несоответствия между справедливым по своим истокам возмущением Раскольникова болью и страданиями людей и несправедливостью его индивидуалистического бунта (основанного на противопоставлении себя другим людям и на возвышении себя над ними) превращается под пером автора «Преступления и наказания» в выражение трагического недоверия ко всяким, в том числе реальным, революционным формам борьбы с социальным гнетом и несправедливостью. В этом – глубокое внутреннее противоречие «Преступления и наказания» и других романов Достоевского, в которых, несмотря на страстный протест против угнетения личности, против основ классового общества и государства, выражено сомнение писателя в возможность действенной, революционной борьбы с ними, приводящее его к проповеди смирения, к утверждению нравственного совершенствования личности как единственного пути к будущей гармонии и братству людей.

Незадолго до убийства процентщицы Раскольников слышит в трактире, как молодой офицер и демократически настроенный студент высказывают вслух почти те же мысли, какие носятся в его голове, и это способствует решимости героя осуществить свой замысел. Излагая в дальнейшем плоские и низменные взгляды неудачливого жениха сестры Раскольникова, адвоката Лужина, Достоевский придает им характер карикатуры не только на идеи буржуазной утилитарной морали (в духе английских мыслителей того времени – Бентама и Д. С. Милля), но и на теорию «разумного эгоизма» Чернышевского и Добролюбова, ставшую знаменем общественной борьбы 60-х годов. Карикатурой на фигуру представителя молодого поколения, увлеченного плохо понятыми и еще хуже переваренными им демократическими теориями, является в романе и образ Лебезятникова, в рассуждениях которого пародируются идеи шестидесятников об эмансипации женщины и об ее равенстве в браке. Признание несостоятельности индивидуалистических взглядов, подобных взглядам Раскольникова, для Достоевского равнозначно выводу о несостоятельности всякой активной общественной борьбы со злом и угнетением. Оно доказывает, по мнению романиста, ложность также и идеи иного, революционного насилия и даже более того – бессилие вообще человеческого разума, который, как полагал автор «Преступления и наказания», неизбежно вносит в жизнь враждебное ей, разъединяющее, атомизирующее начало, а потому человеку следует руководствоваться в жизни не разумом, а сердцем и религиозной верой.

Указанные убеждения Достоевского вызывали уже при появлении романа резкие возражения Г. З. Елисеева, Д. И. Писарева и других представителей тогдашней демократической критики. Эти последние справедливо утверждали, что круг идей Раскольникова не имеет ничего общего с идеями революционного лагеря 60-х годов, представляет собой скорее их противоположность.

Но ожесточенно полемизируя с автором «Преступления и наказания», уже Писарев и другие деятели русской демократической критики 60-х годов сознавали более глубокое и важное содержание романа Достоевского. Противоречивость общественного мировоззрения Достоевского, его стремление доказать, что преступление и духовный крах Раскольникова свидетельствуют об опасных тенденциях, потенциально скрытых в передовых общественных теориях и настроениях революционной молодежи, не помешали Писареву оценить обличительную силу «Преступления и наказания», хотя полностью сила эта еще не могла быть раскрыта Писаревым, который был склонен объяснить преступление Раскольникова одним психологическим влиянием на него голода и нищеты и не отдавал себе отчета в отрицательном содержании индивидуалистической «теории» Раскольникова.

«Социализм… указывает на аномалию настоящего общественного порядка, а следовательно, и всех общественных учреждений. Он утверждает и доказывает, что настоящая цивилизация бессильна, ведет к противоречиям, что она порождает угнетение, нищету и преступление; он обвиняет политическую экономию как ложную гипотезу, как софистику, изобретенную в пользу большинства меньшинством; он начертывает страшную картину человеческих бедствий…» – писал в 1862 году журнал «Время». Несмотря на скептическое отношение Достоевского к социалистическим учениям его эпохи, в этих словах отчетливо звучит согласие с критической стороной названных учений. И не удивительно, что художественный диагноз русского романиста в анализе буржуазного общества его времени оказался наиболее созвучен именно социалистической мысли и, в частности, марксизму. Как отметила уже в XX веке Роза Люксембург, ни один другой роман не обнажает с такой силой, как «Преступление и наказание», всю ненормальность общества, стихийно толкающего человека на преступление, порождающего в головах людей ложные, антиобщественные теории, подобные «идее» Раскольникова.