Преступление Летучего Отряда. Сыны Рагузы. Доносчик

— Не знаю, — с улыбкой ответил Стоун. — Когда–то он был очень богат. Отец оставил каждому из нас по два миллиона долларов… Но это не так важно: я ведь холост и считать себя бедняком никак не могу.

Билл почесал в затылке.

— Понимаю, — протянул он. — Итак, мисс Карен — простите, что я все еще зову ее по–прежнему — становится богатой невестой…

— Да. И с готовым женихом, носящим титул лорда, — рассмеялся Стоун. — Первым человеком, о котором она спросила, был Клайв Лоубридж.

— Так, — холодно заметил Хольбрук. — Как все прекрасно складывается…

— Вам не нравится Лоубридж? — спросил Стоун.

— Напротив… — довольно уныло ответил Билл. — Нет, я ничего не могу возразить против Лоубриджа… Только я не люблю свадеб, о которых пишут в газетах…

Он удивился самому себе. Его голос стал глухим, настроение как–то вдруг испортилось…

— Впрочем, я очень рад, что мисс Карен уже знает обо всем… Она очень мила, ваша племянница…

Выйдя на улицу, Билл на несколько секунд остановился в раздумьи. Мимо него проезжал автомобиль. Билл невидящими глазами взглянул на него. В это мгновение с места шофера сверкнул огонек выстрела, и Хольбрук медленно осел на тротуар.

Глава 26

Выстрел, хоть и приглушенный, донесся до слуха Ламберга Стоуна и привратника, который за минуту до этого видел сбегавшего по ступенькам молодого человека. Вдвоем они подняли лежавшего без сознания репортера и отнесли его в лифт.

— Вызовите доктора, — сказал Стоун, после того, как раненый был уложен на кушетку в гостиной. — Если эта рана единственная, то ничего страшного.

Действительно, пуля лишь оцарапала лоб репортера и не задела кости.

К счастью, в доме жил доктор и после краткого осмотра он подтвердил заключение Стоуна.

Перевязка была уже закончена, когда Билл открыл глаза и удивленно взглянул на американца.

— Почти прикончили меня, не так ли? — тихо произнес он.

— Вы видели, кто стрелял?

— Нет. Стреляли из автомобиля…

Вскоре появился вызванный Стоуном инспектор Баллот.

— По дороге я заходил к Лэффину, — сообщил инспектор. — Он не покидал дома весь вечер. Это совершенно точно, так как к нему приставлен сыщик. Кстати, вы были у него сегодня. Не говорили вы чего–нибудь лишнего?

— Честно говоря… — начал смущенно Билл.

— Разговор шел о «Сынах Рагузы»?

— О Двадцать третьей степени. Сам не знаю, зачем я это сделал. Мне ужасно захотелось увидеть, как будет изворачиваться этот старый плут. Я понимаю, почему в меня стреляли… Который час?

— Четверть двенадцатого.

— Я должен видеть этого человека, — заявил Билл и со стоном поднялся.

Часы прозвонили полночь, когда Хольбрук вернулся домой. Баллот помог подняться наверх. У дверей виднелась чья–то фигура.

— Получили? — сказал приятный голос. — Я был уверен, что в вас будут стрелять, как только услышал, простите, не слишком остроумный диалог с доктором.

Это был Тоби Марш. Билл недоверчиво посмотрел на него.

— Как? Вы слышали? Но ведь вас не было в кабинете доктора!..

— Я бываю там каждый вечер, — ухмыляясь, сказал Марш. — Мы с Лэффином неразлучны как Орест и Пилад.

Тоби присел на край кровати.

— Мне бы следовало быть репортером, — продолжал он. — У меня есть неиссякаемый источник сведений. За последние три года — Баллот не слушайте — я совершил сто двадцать три взлома в адвокатских конторах. Поживы это мне не дало, но зато документики, документики! Такие, что пальчики оближешь!

— Но я клянусь, что вас не было в комнате! Было, правда, довольно темно, но вам негде было спрятаться.

— Я находился на расстоянии мили от комнаты, но мое «я» незримо присутствовало в ней, и я все слышал, — Марш трясся от смеха. — Увы! Когда наступят холода, моему «я» придется прекратить на время свои экскурсии.

Билл посмотрел на часы.

— Напрасно! — сказал Марш. — Он не придет.

— Кто? — удивился инспектор.

— Тинкер. Джентльмен, обещавший сделать интересные разоблачения. Я установил, что его никто не видел после четырех часов дня, когда он кончил пить чай в кафе на Бонн–Стрит. Посудите сами, есть ли какая–то вероятность, что он придет?

Как бы в ответ на эти слова последовал сильный стук в наружную дверь. Баллот пошел открывать.

Внизу стоял оборванец. Но это был не Тинкер.

— Мне нужно видеть мистера Баллота, — сказал он.

— Я Баллот.

Оборванец вручил инспектору грязный листок бумаги и быстро зашагал прочь.

— Стойте! — крикнул инспектор, но того уже и след простыл.

Записка содержала всего одно слово: «Заключен». Не было ни подписи, ни адреса.

— Что вы думаете по этому поводу? — спросил Баллот, поднявшись наверх и рассказав о происшедшем.

— По–моему, совершенно ясно, кто автор этой записки! — заявил Билл.

— Позволю себе не согласиться с вами, — возразил Марш. — Слова «заключен» нет в воровском языке.

— И это не почерк Тинкера, — вставил Баллот, — уже хотя бы по той причине, что он не умеет писать…

Билл присел на кровати и протянул руку за папиросой.

— Двадцать девятого июля должно что–то случиться, — сказал он. — Так говорил этот Тинкер, и я верю ему… — Баллот, я получил приглашение на воскресенье и думаю воспользоваться им… И, притом, один.