Преступление по-китайски

— Дорогой друг, на вашем месте, после того как фотограф закончит свою работу, я бы собрал все эти бумаги и тщательно просмотрел — может, там какая-нибудь зацепка появится. Ваш Финдли, по-моему, слишком горяч, а спешка здесь ни к чему: дело-то серьезное и не терпит суеты. Пусть бумагами, с вашего позволения, займется Джеррольд. Он сама педантичность, это прибавит ему гордости, и он будет из кожи вон лезть.

— Думаете? Но я хотел сказать… Впрочем, раз вы так считаете, тогда конечно, только вот сам я, между нами, плохо разбираюсь в людях голубых кровей, так что не могли бы вы…

— Опросить свидетелей? Охотно, дорогой Форбс. А вы между делом к ним приглядитесь.

— Ах, спасибо, сэр Малькольм. Понимаете…

— Ну, разумеется, разумеется.

Все та же старая история. В присутствии Айвори старший инспектор робел, опасаясь допустить промашку во время допроса, тогда как в иных обстоятельствах лучшего дознавателя было не сыскать. И то верно — у сэра Айвори был весьма своеобразный способ общения со свидетелями. Он делал вид, будто что-то недопонимает, и задавал вопросы вразнобой, как бы вопреки логике и здравому смыслу. Однако практика показывала, что, продвигаясь в расследовании, так сказать, в шахматном порядке, он подобной тактикой сбивал собеседника с толку, вынуждая остерегаться на каждом слове, и в конце концов, обезоружив его, наносил удар то с тыла, то с фланга. Ко всему прочему Форбса неизменно поражало то, что его добрый друг никогда ничего не записывал. Он полагался на свою память, а вернее, по его собственному признанию, позволял свободным, разрозненным элементам самим складываться определенным образом, пока в его голове не вырисовывалась общая четкая картина. Потом он рассматривал эту картину со всех сторон и либо отвергал ее, либо принимал — в зависимости от того, насколько точно она соответствовала другим картинам по одному и тому же делу. «Подобное соответствие — эстетического порядка, — говаривал сэр Малькольм. — А любой порядок обладает характерными, безошибочными свойствами».

Наблюдая такие игры ума, старший инспектор ощущал себя не в своей тарелке, хотя, по настоятельному наущению жены, и проштудировал толковый словарь от корки до корки и даже выучил назубок с десяток-другой премудростей, дабы не ударить в грязь лицом в приличном обществе. Он слышал, что великие шахматисты-чемпионы рассуждали и действовали точно так же. А потому он не просто восхищался сэром Малькольмом, а скорее испытывал по отношению к нему своего рода суеверное благоговение.

Между тем, едва они спустились на лестничную площадку второго этажа, к ним устремился дневальный, которого Джеррольд поставил в коридоре приглядывать за комнатами.

— Сэр, должен вас предупредить: дворецкий каким-то образом узнал пароль и пытался проникнуть в комнаты. А я не пустил, по инструкции.

— Молодец, сержант, — сказал Форбс, — а где сейчас этот дворецкий?

— Не знаю. Ушел куда-то, злой-презлой. Вот и все, сэр.

— Будьте начеку, в коридор никого не пускать. Скоро мы займемся и комнатами.

Не успели они спуститься на первый этаж, как столкнулись нос к носу с поджидавшим их китайцем. Он был совсем маленький, с большой круглой головой и черными живыми, сверкающими глазками. На лоб спадала прядь черных как вороново крыло волос. На нем был черный фрак, а расстегнутый воротничок белой рубашки стягивала бабочка.

— Я дворецкий, — выпалил он. — Вэнь Чжан. Заниматься замком вместе со слугами. Надо убирать комнаты до полудня. Солнце и ночью вращается.

— Однако ночью мудрец проверяет, все ли двери и окна закрыты, — ответствовал сэр Малькольм. — Господин Вэнь Чжан, мы со старшим инспектором Форбсом хотели бы поговорить с вами о событиях, повлекших за собой смерть вашего хозяина.

— Вэнь Чжан в скорби и боится потока напастей. Маленьким людям надо держаться подальше от больших.

— Вот что, — раздраженно бросил Форбс, — комнатами гостей вы займетесь после.

— Думаю, господин Вэнь Чжан может много чего нам рассказать, — непринужденно дружеским тоном продолжал сэр Малькольм, глядя старшему инспектору прямо в глаза.

— Конечно, конечно… — проговорил тот.

— Не пройти ли нам в эту комнату, сядем поудобнее и поговорим? — предложил сэр Малькольм.

— Там будуар мадам… Туда нельзя. А здесь кухни.

— Что ж, пройдем на кухни!

— Нет уж, увольте! — запротестовал Форбс.

— А почему бы нет? Ведите, господин Вэнь Чжан.

Они уже было вошли в коридор, примыкавший к главной лестнице, как вдруг из гостиной, точно черт из табакерки, выскочил какой-то толстяк.

— Просто возмутительно! Держать меня под арестом! Уже битых два часа сижу тут и жду!

Полицейский, дежуривший на первом этаже, кинулся ему навстречу.

— Прошу вас, господин! Вернитесь в гостиную.

— Оставьте меня! Да кто вы такие?

Толстяк был вне себя от злости. И грозно потрясал сигарой, точно абордажной саблей.

— Я старший инспектор Дуглас Форбс из Скотланд-Ярда, провожу дознание. А вы-то сами кто будете?

— Джеймс Мелвилл. Близкий друг госпожи Джейн Уоллес. Меня держат взаперти, и этим все сказано! Я что, по-вашему, убийца? Боитесь, сбегу? Лучше бы настоящего виновника искали!