Чтобы убедиться в правильности своей догадки, Саша извлек пакетик с остатками той замазки. Выключил свет, почти не сомневаясь в результате своего опыта. Но все же не сдержал удовлетворенного возгласа, когда и замазка эта в наступившей темноте исправно и ярко засветилась.
— Все ясно! Кора дерева была испачкана этой мазью.
А так как именно возле этого дерева и произошло «явление» Марфы ее бывшему жениху, то вывод следовал один-единственный. Кто-то заставил «светиться» девушку. И целью было заставить Вадика поверить в то, что он видит перед собой воскресшую из мертвых Марфу. Но кто это сделал? Определенно кто-то из близких Марфе людей. Но кто именно?
— Я слишком мало про нее знаю. Это надо исправить.
На всякий случай Саша решил показать Валентине Петровне фотографию Марфы. С этой целью он и пошел к соседке. Конечно, предварительно переодевшись в брюки более спокойной раскраски.
Валентина Петровна разглядывала фотографию долго, но вернула ее со словами:
— Такой особы я никогда не встречала.
— Уверены?
— Приметная девица. Взгляд-то какой! Прямо до костей пробирает. Кто она такая? Одета очень уж чудно.
— Возлюбленная нашего журналиста. Погибшая.
— О как! И она тоже погибла? А не может ли тут быть чего-нибудь такого общего? Сначала она погибла, потом он. Может, кто-то завидовал их чувству? Или иначе хотел от них избавиться?
— Вряд ли. Она уже года два как умерла. И то одни говорят, что умерла, другие — что жива.
— Это как же?
— Вот завтра и хочу это точно выяснить.
Валентина Петровна его намерение одобрила. И в свою очередь, рассказала Саше последние новости; они оказались хорошими.
— Максима Сергеевича освободили.
— Как так? Его же только сегодня утром задержали.
— А вот к вечеру во всем разобрались и отпустили.
И Валентина Петровна начала рассказывать подробности произошедшего.
Оказывается, когда утром у Максима Сергеевича не оказалось алиби на время убийства Агнии Захаровны, то оно у него было, но учитель на нервах и впопыхах просто забыл о том, что к нему в это время приезжали сотрудники лаборатории и брали у него кровь на анализ.
— Когда вспомнил, то полицейские сразу его слова проверили. Они сделали запрос в поликлинику и узнали, что лаборанты у Максима Сергеевича сегодня утром и впрямь были.
Сам больной дойти до поликлиники из-за своих распухших ног не мог, поэтому к нему лаборанты приехали на дом. На талоне было зафиксировано время забора материала, которое почти точно совпадало с моментом, когда был произведен выстрел в Агнию Захаровну.
— И накануне Максим стрелять в Стукалина тоже не мог. К нему медсестра приходила, укол с антибиотиком ему делала. Правда, по времени медсестра немного раньше убийства Стукалина приходила, но это как раз она и обратила внимание на появившееся у Максима после перенесенного гриппа осложнение. У бедолаги чудовищно распухли все суставы. Так что медсестра сделала заявку в поликлинику, что пациенту стало хуже, и через пару часов к Максиму пришла врач, которая назначила новую схему лечения. Тогда же она предложила Максиму госпитализацию, от больницы он отказался, предпочел лечиться дома.
— То есть получается, что убить Стукалина подозреваемый не мог в связи с обострением своих болячек. А стрелять в Агнию Захаровну не мог, потому что в это время вообще был занят процедурами?
— Я же говорила, что это не он! — с торжеством воскликнула Валентина Петровна. — Он всегда был такой слабенький здоровьем. Ему такие убийства просто не под силу.
Пускай убивал не Максим, но улики указывали на него. И получалось, что кому-то очень хотелось подставить Максима Сергеевича. А почему именно его? Кто ходил во врагах у этого бедного, вечно терзаемого самыми разнообразными болячками человека?
На память Саше пришел только случай с ученицей, которую Максим Сергеевич пробовал соблазнить. Хотя тоже что-то тут не вязалось одно с другим. Ну, как мог бедолага, разгуливающий по центру в теплых тапках, с хроническим насморком, болями в суставах и зубах, обмазанный с ног до головы мазями, облепленный пластырями, да еще принимающий таблетки по часам, понравиться молодой активной девушке?
— Не понимаю, — пробормотал Саша. — Где были ее глаза?
— Что?
— О чем думала та ваша ученица, которая влюбилась в Максима? Неужели она не могла выбрать себе объект поздоровее?
Но Валентина Петровна считала, что, за исключением здоровья, во всем прочем Максим Сергеевич мог дать сто очков форы всем другим кавалерам.
— Он и благовоспитанный, всегда даму вперед пропустит, да еще не просто так, а с поклоном, и ручку ей подаст. И начитанный, поговорить с ним — сплошное удовольствие, любую беседу поддержать и развить может. Да и чувство юмора у него присутствует. Несколько своеобразное, но молодым женщинам нравится. Я своими ушами слышала, как наша библиотекарь Нина от души хохотала в его обществе.
— А сколько лет Нине?
— Она совсем девочка. Ну, лет тридцать… тридцать пять, я думаю.
— А этой ученице сколько было? Пятнадцать?
— Мне кажется, где-то так.
Все-таки Саше казалась очень странной эта история. Ну и что с того, что Нина находила Максима смешным?