Преступление в двух сериях

Я поднялась к квартире Гурьянова, нажала на звонок, вслушалась в тишину за дверью. После чего открыла сумку и… тут же закрыла — снизу донесся звук неуверенных шагов. Я с отсутствующим видом отошла к окну и уставилась в мглистую даль, ожидая, пока издающий шаги минует лестничную площадку. Не тут-то было. Какая-то старушка, отбивая ритм клюкой, дошла до лестничной площадки, на которой я стояла, и замерла, отчаянно копаясь ключом в замочной скважине. Замок не поддавался. Бабка ругалась.

Я поднялась на пролет выше, в нетерпении ожидая, когда бабуська откроет дверь своей квартиры. Наконец это важное событие свершилось, и я вновь вернулась к двери квартиры Гурьянова. Прислушалась, опасаясь, что бабка, как и большинство людей ее возраста, патологически любопытна и решила посмотреть на мои действия. Но на ее двери «глазка» не было, замочная скважина, прикрытая металлической пластинкой, не внушала опасений, а дверь бабка плотно закрыла.

Убедившись в собственной безнаказанности, я с легкостью открыла квартиру Гурьянова и прошла в прихожую, осторожно прикрыв за собой дверь. В квартире царила кромешная тьма, и я выудила из сумки карманный фонарик. Это достижение техники было необыкновенно удобным для обысков — узкий луч прекрасно освещал пространство вокруг меня, но совершенно не был заметен снаружи.

Я сразу отправилась в комнату, уверенная, что на сей раз мне удастся просмотреть все бумаги в столе главного бухгалтера. И приступила к обыску.

Записную книжку, с которой я начала ознакомление в предыдущее посещение квартиры, сразу же отложила в сторону и осторожно вынула из ящика стола верхнюю папку. В финансовых документах я, конечно, понимаю очень мало, но одно было ясным — бумаги относятся к бухгалтерской деятельности.

Я погрузилась в изучение всевозможных дебитов-кредитов и тому подобной важной для фирмы чепухи. И провела за этим занятием около получаса, пока не перерыла практически все бумаги в столе. Оставалась всего лишь одна папка. Фонарик ярко высвечивал цифры, выделявшиеся на тускловато-желтой бумаге, остальная же комната была погружена во тьму. Неожиданно одна строчка в муторном бухгалтерском отчете привлекла мое внимание.

Я сидела на пыльном полу, смирившись с тем, что стирать джинсы после пребывания в запыленной гурьяновской квартире все равно придется, и держала на коленях стопку бумаг — бухгалтерские отчеты пяти-семилетней давности. И отчеты эти заставили меня задуматься, в очередной раз напомнив о существовании техника Игоря Ручина. Ясным было одно — Игорь Юрьевич со дня основания фирмы Шолонского в течение нескольких лет работал в штате. Потом, по непонятным причинам, уволился. По собственному желанию, промелькнуло где-то в документации. А не объясняется ли это «собственное желание» конфликтом с господином Шолонским? Ведь тогда… У Ручина появляется повод для мести — кражи чертежей — или для… убийства.

Так что мне пора биться головой о стену и проклинать свою самоуверенность, из-за того что так рано сбросила техника со счетов. Но мне больше нравилась альтернатива: разобраться-таки с этим делом и выйти из него победителем. А побежденный, или побежденные, отправится в места не столь отдаленные. Или… Ну, с наказанием для них я разберусь, благо фантазия работает, сейчас главное — вычислить виновника преступления.

Итак, помимо двоих существующих подозреваемых необходимо заново проверить и господина Ручина, гениального техника, столь недвусмысленно обвиненного Гурьяновым в нелояльном отношении к «Лучу» и Глебу Денисовичу Шолонскому. Жаль, что причины в отчетах главбуха не указаны. Но ничего, я разберусь.

Вернув все в прежнее состояние и отряхнув ладони от серой пыли, я осмотрела оставшуюся часть комнаты в поисках тайников, проверила кухню и санузел и, не обнаружив ничего интересного, покинула квартиру бухгалтера.

А отправилась я к коттеджу Масловой, который не удосужилась до сих пор осмотреть.

Глава 8

Домой я возвращалась около девяти вечера, при холодном тускло-желтом свете уличных фонарей. Усталая и злая, потому что так и не удалось раскрыть дело, я ехала по вечерней улице и курила, одной рукой удерживая руль.

У Масловой чертежей или их копий я также не обнаружила. Ее загородный домик нагонял тоску своей безумной яркостью. Я бы в такой обстановке просто взбесилась — сочетание совершенно несочетаемых цветов, беспорядочное смешение стилей. Я, конечно, не специалист по интерьеру, но подобная безвкусица нагоняет тоску. Впрочем, сама Людмила должна великолепно гармонировать с обстановкой — такая же яркая и безвкусная баба.

Ручин. Загадочная фигура в нашей истории. Интересно, почему это он не переносил Шолонского? Вот в чем вопрос. С этим типом вообще бездна странностей. Мне припомнилось, что рассказывал Кармишин: Глеб Денисович пытался наладить контакт с Ручиным, потому как тот — великолепный техник. Но Игорь Юрьевич оказался крепким орешком. Почему же они конфликтовали?