Преступления любви. Половая психопатия

Многообразная тождественность той и другой мечтательности делает понятным то обстоятельство, что при сильных степенях интенсивности они могут в порядке замещения сменять друг друга или возникать рядом друг с другом, так как всякий сильный подъем одного элемента в душевной жизни влечет за собой подъем и прочих элементов. Таким образом, чувство доводит до сознания то одно, то другое из обоих кругов представлений, с которыми оно связано. Но оба вида душевного возбуждения могут также перейти и во влечение к жестокости (активной или пассивной).

В религиозной жизни это происходит при посредстве жертвы. Жертва связывается с представлением: прежде всего, что она материально угодна божеству, затем, что она приносится ему в знак почитания, как доказательство подчиненности, как дань, наконец, что ею искупаются грехи и вина перед божеством и приобретается вечное блаженство.

Если жертва состоит, как это встречается во всех религиях, в самоистязании, то у религиозных, сильно возбудимых натур она не только служит символом подчинения и эквивалентом в обмене страдания в настоящем на блаженство в грядущем, они ощущают непосредственно как блаженство все, что, по их убеждению, исходит от беспредельно любимого божества, все, что происходит по его воле или в его честь. Религиозная мечтательность ведет тогда к экстазу, к состоянию, в котором сознание до такой степени переполнено психическим чув ством блаженства, что представление о перенесенном истязании доходит до него совершенно свободным от болевых ощущений.Экзальтация религиозной мечтательности может привести к ощущению блаженства и при виде приносимой в жертву другой личности, если сострадание к последней перевешивается религиозным аффектом.

То, что и в области половой жизни возможны аналогичные явления, доказывает, как мы увидим ниже, садизм и в особенности мазохизм.

Таким образом, часто констатируемое родство между религией, сладострастием и жестокостью[11] может быть приведено приблизительно к следующей формуле. Религиозное и половое состояния аффекта обнаруживают на высоте своего развития тождественность в отношении количества и качества возбуждения и могут поэтому при подходящих обстоятельствах замещать друг друга. Оба они могут при патологических условиях переходить в жестокость.

Не меньшее влияние оказывает половой фактор и на пробуждение эстетических чувств. Чем были бы живопись, скульптура и поэзия без половой основы? В любви (чувственной) они приобретают тот пыл фантазии, без которого немыслимо истинное творчество, и в пламени чувственных ощущений они сохраняют свой жар. Вот почему великие поэты и художники являются чувственными натурами.

Этот мир идеалов раскрывается с появлением процессов полового созревания. Кто в этот период жизни не воодушевлялся стремлением к великому, благородному, прекрасному, тот останется на всю жизнь филистером! Есть ли человек, призванный и непризванный, который в это время не седлал бы Пегаса?

На границе физиологической реакции стоят процессы полового созревания, во время которых названные смутные, страстные стремления выражаются в личной и мировой скорби, доходящей до отвращения к жизни, и сопровождаются нередко болезненным влечением причинять другим боль (слабая аналогия психологической связи между сладострастием и жестокостью).

Любовь первой молодости окружена романтическим, идеальным ореолом. Она возносит свой предмет до апофеоза. В своих первых проявлениях она имеет платонический характер и часто направляется на поэтические и исторические образы. С пробуждением чувственности юноше угрожает опасность перенести всю идеальную силу этой любви на лицо другого пола, не выдающееся ни в духовном отношении, ни в физическом, ни в социальном. Отсюда неравные браки, похищения невест, ошибки со всей трагедией страстной любви, входящей в коллизию с общественными понятиями и родовыми предрассудками и нередко находящей себе печальный исход в одиночном или двойном самоубийстве влюбленных.

Чересчур чувственная любовь никогда не может быть прочной и настоящей любовью. Вот почему первая любовь, являясь только вспышкой проснувшейся страсти, обыкновенно весьма скоропреходяща.

Истинной любовью может быть названа только та, которая зиждется на сознании нравственных преимуществ любимого человека, которая готова делить с ним не только радости, но и горе, не останавливаясь ни перед чем в своем самопожертвовании. Любовь высокоодаренного человека не страшится никаких препятствий и опасностей, как скоро дело идет о том, чтобы достигнуть и упрочить обладание любимым существом.

Она способна на подвиги героизма и презрения к смерти. Но при известных условиях и при недостаточной твердости нравственных основ такой любви грозит и опасность совершить преступление. Позорным пятном ее является ревность. Любовь слабо одаренного человека носит сентиментальный характер; при иных обстоятельствах она ведет к самоубийству, если она не встречает взаимности или наталкивается на препятствия, тогда как при тех же условиях она может сильно одаренного человека довести до преступления.