Преступления могло не быть!

— Люди, люди! Осудить они могут, посмеяться они могут, оскорбить… А понять любовь к обреченному на смерть? — она стиснула руки на груди. — Знала я, знала, что он умрет, без врачей знала, а не могла не любить. Нужна ему была моя любовь. Страшно без нее было умирать… И ты мог не быть… Сама захотела и ему сказала: не бойся за меня, все вынесу, а знай — на земле останется человек от тебя, не умрешь ты совсем…

Лешка уже засыпал, а она все говорила:

— Живуч человек! И любви хочет! Вот уж какой был больной. Я его боль в своей голове чувствовала. Стою возле него, а в душе стон. И смотрит такими глазами… Убегу куда-нибудь, наревусь…

Мать-то вообще была веселая и беззаботная, но временами впадала в какую-то грусть.

— Эх, Лешка! — говорила она в такие дни. — Есть у меня только ты, а больше никого…

Однажды среди ночи он услышал шорох и тихие голоса. Лешка открыл глаза. На кровати рядом с матерью сидел мужчина.

— Сама ты ничего, да вот приданое у тебя — пацан!

— Ма-ма! — закричал Лешка.

На кровати зашевелились, мужчина оправил пиджак, поднялся и, прихрамывая, ушел. Мать подскочила к нему.

— Ну чего ты, чего ты? Большой ведь, все понимаешь, а кричишь. Ну, что я тебе? Зачем? — она потрясла Лешку за плечи. — Зачем звал?

— Мама, — захныкал Лешка, — чужой…

— Эх, Лешка, связал ты меня на всю жизнь, теперь никуда не денешься…

Смирнов поднялся на ноги и, пригибаясь, вышел из сарая. В военно-спортивный лагерь они вернулись втроем.

— Вполне закономерное явление, — заметил Виталий Павлович замполиту, что после этого мальчишка стал убегать из дому…

Уже совсем в темноте подъехала машина, и Виталий Павлович, скрывая свое мрачное состояние, встречал шефов-артистов, которые приехали, чтобы дать на открытии лагеря концерт.

А утром, когда мальчишки, окружив артистов, наперебой задавали разные вопросы, Виталий Павлович отозвал в сторону энергичного мужчину с гуслями в руках и поделился сомнениями — стоит ли, после того, что произошло, давать концерт, ведь должна была быть какая-то мера наказания. Мужчина улыбнулся, представился Данилой Даниловичем и попросил начальника лагеря выстроить этот второй взвод и разрешить ему выступить перед ними.

Мальчишки стояли завороженные боясь шевельнуться. Руки артиста творили с гуслями чудеса, он играл долго, с каким-то упоением для себя, не останавливаясь, переходя от одной мелодии к другой. А когда кончил играть, устало опустил руки вниз, встал со стула, близко подошел к строю мальчишек и доверительно спросил, понравилась ли им его игра.

— Ну вот, — сказал потом он, отойдя немного назад, — я стал артистом, а мог бы им и не быть. Когда мне было столько же лет, сколько вам сейчас, я случайно совершил кражу. Если бы я не раскаялся в своем поступке, если бы не признался, мне бы не пришлось сейчас играть перед вами… Я не верю, чтобы вы не задумывались о своей судьбе. Вам только не хватает смелости, чтобы признаться. Я думаю, что тот, кто это сделал, не будет малодушным и выйдет из строя вперед.

Вначале была тишина. Звонкая тишина летнего лагеря. Потом робко по одному из строя вышли трое ребят и также несмело шагнули к артисту…

Удивленный и взволнованный не меньше ребят, Виталий Павлович весь вечер по-отцовски растроганно шептал: «Ах, пацаны, ах, пацаны…» Он-то знал, что ничего плохого и грязного не должно быть в этот священный день — ведь его пацаны проводят сегодня почетную линейку, где должны дать клятву, прежде чем стать юнармейцами. Так что дело тут не только в гусляре.

А. Штульберг, старший следователь МВД Казахской ССР. Разбитая гитара

У него и раньше были клички. Называли Ратуш-паша, Лера, Орлик. Эти клички ему не нравились — считал, что не звучат. И тогда он сам придумал короткую и выразительную — Шеф. В компании лоботрясов, которой он верховодил, кличка быстро прижилась. Все чаще можно было слышать: «Шеф сказал, Шеф запрещает, о Шефе не болтать».

Его боялись. И не зря: в кармане Шефа всегда был наготове складной охотничий нож «лиса» с коричневыми колодочками, который он, не задумываясь, пускал в ход.

Его разоблачили. Следователи со скрупулезной тщательностью изучили все, что касалось преступной группы. Были собраны сотни документов: протоколы допросов обвиняемых и свидетелей, очных ставок, справки и характеристики, описания вещественных доказательств и фотографии. Огромную работу проделали сотрудники прокуратуры и милиции, чтобы полностью изобличить преступников. В этом убеждаешься, листая аккуратно подшитые страницы. И виновные понесли заслуженную, суровую кару.

Но уголовное дело о преступлениях Шефа и его компании представляет интерес и в другом отношении. Речь идет об осмысливании тех причин и условий, из которых рождается преступление. В Деле, как в зеркале, отражено обличье преступников, их образ жизни и интересы, повадки, уловки и ухищрения. Обнажена и почва, на которой все еще произрастают подобные сорняки.