Преступления прошлого

Церковь Святой Анны, так она называлась. Каролина понятия не имела, кто такая святая Анна, она не получила религиозного воспитания и ни разу не была на настоящей церковной службе, по крайней мере в нормальной церкви, даже на собственной свадьбе с Джонатаном, которая состоялась в бюро регистраций, потому что первая жена Джонатана жила и здравствовала, хоть и (к счастью) в Аргентине, с каким-то коннозаводчиком. Церковь стояла на проселочной дороге, маленькая и очень старая, с приземистой саксонской башенкой и кладбищем, которое давно закрыло двери для вновь прибывших и живописно заросло полевыми цветами и шиповником. Каролина не могла назвать ни одного цветка и подумала, что, может, стоит почитать о цветах, заказать на «Амазоне» книгу, раз до ближайшего книжного не один десяток миль.

Церковь стояла на полдороге между их деревушкой и еще одной, и того меньше. Наверное, в Средние века церковь решила сэкономить и выделить одного священника на две деревни. Да и потом, в те времена никто не имел ничего против долгих пеших прогулок. Раньше деревенские дети каждый день проходили по пять миль до школы и обратно и не жаловались. А может быть, и жаловались, но никому не пришло в голову сохранить их мнение для потомства. Таков ведь принцип у истории? Раз не записано, значит, этого никогда и не было. Можно оставить после себя драгоценности, глиняные горшки и богатые гробницы или собственные кости, которые выкопают через сотню-другую лет, но ни один артефакт не расскажет о ваших чувствах. Мертвецы у нее под ногами на старом кладбище при церкви Святой Анны были глухи и немы. Она не могла представить, чтобы Джеймс с Ханной прошли до школы больше сотни ярдов: они понятия не имели, для чего вообще нужны ноги.

Каролина не раз проезжала мимо церкви, но прежде ей не приходило в голову зайти внутрь. Разумеется, она была знакома с викарием, точнее, с прежним викарием: он умер в прошлом году, а его преемник еще не приехал. На попечении нового священника будет не две деревни, его (а может, ее, вдруг это окажется женщина?) заботам поручат четыре-пять приходов, потому что никто больше не ходил в церковь, даже мать Джонатана.

Религия тут ни при чем, Каролина просто пряталась от дождя. Она вывела собак на прогулку, дошла до церкви, порядка мили от их дома (вообще-то, даже имения), и собаки забрались на кладбище, где теперь, водя носами по земле и задрав хвосты, изображали пылесосы, и их маленькие собачьи мозги были всецело поглощены неисследованной территорией и тысячей новых запахов. Каролина чувствовала только один запах — кислый, печальный запах зелени.

Собаки уже помочились на пару надгробий. Каролина надеялась, что за ней никто не следит. Вернее, не наблюдает, «следит» — не то слово. «Господи, Каро, у тебя просто паранойя, — заявил как-то Джонатан. — Вот что делает с людьми городская жизнь». Это были его собаки. Пара лабрадоров и двое детей — такое вот «приданое». Джеймс и Ханна, Мег и Брюс. Псин звали Мег и Брюс. И собаки, и дети хорошо себя вели с Джонатаном, похуже — с Каролиной, хотя собаки все равно были лучше, чем дети. Когда начался дождь, она привязала собак к крыльцу (какая досада, что с детьми так нельзя). До встречи с Джонатаном она и не думала, что Каро — уменьшительное от Каролины. Какое-то имя эпохи регентства,[35] из старомодных исторических романов, которые она читала в юности. Конечно, он вырос в такой среде — и в графстве, — где имя Каролина не было редкостью, как и Люси, и Аманда, и Джемима, поэтому ему лучше знать.

Вероятно, для крыльца есть особое церковное слово, но, даже если и так, она его не знала, зато знала разные термины для обозначения скелета церкви, ее позвоночника и ребер, звучавшие как средневековая поэзия: апсида, алтарь, неф, трансепт, хоры, ризница, мизерикорд;[36] правда, что именно они называют, она бы вряд ли вспомнила, кроме мизерикорда, — знаете, есть такие слова, которые, раз узнав, запоминаешь на всю жизнь.

Мизерикорды в церкви Святой Анны были старинные, дубовые, но не из того же дуба, что дверь, серая и выцветшая, как старый плавник, долго носившийся по морским волнам, — мизерикорды были цвета торфа или чайной заварки. Приглядевшись, можно было различить вырезанные на них странные языческие создания, больше похожие на леших, чем на людей, полускрытые деревьями и листьями, — вот акант, а вот вроде пальма. Должно быть, это пресловутый зеленый человек,[37] точнее, зеленые люди, они расположились — и все разные — на боковой планке каждого сиденья. Она не знала, что в Йоркшире тоже есть зеленые человечки. Как и там, где она жила прежде. В другой жизни, которую иногда почти и не помнила. А иногда помнила слишком хорошо.