Преступления против правосудия

Что касается охраны общественных отношений, обеспечивающих познавательно-правоприменительный метод осуществления правосудия, то она является равным образом важной как с точки зрения защиты правосудия по уголовным делам, так и с точки зрения защиты других видов судебного процесса. Заметим, однако, что цель установления истины[166] в уголовном процессе отражает специфику его других задач. Она может быть в этой связи сформулирована как цель обеспечения в пределах, установленных уголовно-процессуальным законом, полного и объективного исследования обстоятельств дела. Наличие пределов для решения познавательных задач не может не учитываться при регламентации ответственности за посягательства на общественные отношения, призванные обеспечить установление истины в процессуальной деятельности. Ярким проявлением этого является ограничение круга субъектов таких преступлений, как лжесвидетельство, отказ от дачи показаний (ст. 307, 308 УК). К этой же группе преступлений следует отнести и состав фальсификации доказательств (ст. 303 УК).

Особого рассмотрения заслуживает вопрос о месте среди преступлений, посягающих на общественные отношения, обеспечивающие заданную законом направленность процессуальной деятельности, состава вынесения заведомо неправосудного судебного акта (ст. 305 УК). Справедливости ради его следовало бы обособить от других преступлений, входящих в данную группу. Названный состав выделяется своим наиболее общим характером. Совершение упомянутого преступления возможно во всех сферах осуществления правосудия. Вынесение неправосудного судебного акта может свидетельствовать о невыполнении любой задачи уголовного и других видов процесса, а чаще всего это связано с тем, что ни одна из целей правосудия не была достигнута, поскольку произошло существенное отклонение от важнейшей процессуальной функции. Это лишний раз доказывает взаимосвязь и процессуальных задач, и свойств правосудия.

Однако с некоторой долей условности этот состав может быть объединен с составами преступлений, предусмотренных ст. 303, 307, 308 УК, если считать верной мысль о тождестве неправосудного и неистинного судебного акта. О таком тождестве нельзя говорить лишь применительно к оправдательному приговору, вынесенному на основе правила о толковании неустранимых сомнений в пользу подсудимого, поскольку такой приговор, не отражая объективной истины, тем не менее должен рассматриваться как правосудный.

Надо отметить, что в юридической литературе вопрос о содержании истины обвинительного приговора также являлся спорным. Можно выделить, по крайней мере, три точки зрения, касающиеся ответа на него. По мнению М. С. Строговича, «понятие материальной истины относится к установлению фактов, обстоятельств уголовного дела, но не к юридической (уголовно-правовой) оценке, квалификации этих фактов и не к определению наказания за совершенное преступление»[167]. Аналогичную позицию занимает М. Л. Шифман, который полагает, что «квалификация преступления не может трактоваться как нечто объективное, существующее вне нашего сознания и независимо от него»[168]. Другие ученые исходят из того, что в истину приговора должны входить выводы не только о фактах по делу, но и об уголовно-правовой квалификации[169]. И, наконец, ряд авторов связывает содержание судебной истины как с выводами о фактических обстоятельствах и квалификации преступления, так и с выводами суда о мере наказания[170].

Нам представляется правильной последняя точка зрения.

Истина, согласно диалектическому материализму, —правильно отражающее объективную действительность знание, которое явилось результатом познавательной деятельности человека. Ответить на вопрос, что входит в содержание истины судебного приговора, — значит, прежде всего, определить, что познает суд в ходе процессуальной деятельности, и, во-вторых, установить, должны ли результаты такого познания соответствовать действительности.