Преступления США. Americrimes. Геноцид, экоцид, психоцид, как принципы доминирования

— Убей вьетконговца! Вьет Конг — это Чарли. А Чарли — это вонючий азиат, — долбил на занятиях строевой сержант. — Это мерзость, отбросы, грязный засранец. Вьет Конг — это женщины и малые дети, начиненные взрывчаткой. Ты не достанешь его — он достанет тебя!

Беда только в том, что Дядя Сэм не перепрограммировал нас перед возвращением на родину, и мы вернулись с мозгами убийцы в черепной коробке и гарью боев под ногтями.

Тягостным было возвращение домой. Это значит, что мы вернулись неудачниками, что армия джеков армстронгов превратилась в армию разъяренных квазимодо. Мы возвращались один за другим, часто ночью, сломленные и разочарованные: «Боинг-707» меньше чем за 48 часов перемещал нас из боевых порядков в очереди для безработных. Никакого времени на декомпрессию. И очень многих из нас эмоционально поразила «кессонная болезнь». <..>

Вернувшись к мирной жизни, мы поняли, что наша роль — добывание хлеба насущного — монотонна и прозаична. Нас не возбуждали женщины, которых мы брали в жены, и угнетала скука наших рабочих мест.

Я поехал к Мэрилу и второпях женился — таково было завершение долгой и нудной переписки, которая скрашивала одиночество казармы, но при этом создавала ложное чувство близкого знакомства и совместимости. <…>

Почти весь срок службы я переписывался с нею. Такое общение скрашивало казарменное одиночество и наполняло душевную пустоту хоть каким-то содержанием.

Пока я был за морем, мы делились сокровенным. Это было легко, потому что нас разделяли 10 тысяч миль Тихого океана.

Я делился своими армейскими трудностями и приключениями на передовой, но никогда ни словом не обмолвился о сексуальных выходках в Сайгоне и Бангкоке. <…>

Солдаты, воевавшие на этой войне, рядом, хоть в нынешнем обществе и не высовываются: они носят костюмы-тройки, фирменную форму или бездомными бродягами шаркают по улицам в выцветших полевых френчах и старых боевых ботинках, вспоминая минувшие дни.

Но знаешь, мы сражались не за свободу. Мы даже сражались не за вьетнамцев. Мы шли воевать за политиков и генералов, бросивших нас на эту войну.

Линдон Джонсон, восстаньте из мертвых. Уильям Вестморленд, встаньте. Химики, сыпавшие на нас «эйджент орандж», «Доу Кемикал» и «Монсанто», склоните головы. Корпорации, поставлявшие боеприпасы для нашего оружия. Поднимите руку, «Бетлехем Стил». И люди, помогавшие финансировать эту прекрасную маленькую войну. Я вижу вас, «Ассоциация американских банкиров».

Война обернулась мошенничеством, и жертвы оказались напрасны! <…>

Жестокость шла не от солдат, нацепивших на шеи бусы из вьетконговских языков и ушей. Жестокость шла от американского правительства и от американского народа, пославшего нас на эту войну.

Мы верили в Америку Прекрасную, покидая наши дома. Беда в том, что Америка Прекрасная не верила в нас. Поэтому вот уже многие годы я чувствую горечь от предательства моей страны, пославшей меня туда.

Все войны аморальны, как сказал бы сержант Дуган. Но некоторые из них аморальнее других. <…>

Призрак Вьетнама жив. Кошмар, парализовавший целое поколение, не исчез, и уроки Вьетнама не усвоены. После Войны в Заливе в 1991-м году американцы попытались выбросить этот ужас из головы. Не получилось. Он вернулся как фальшивая монета. Он вернулся, потому что как нация мы не разобрались в нем, не выяснили причин, не поняли, какое влияние оказал он на поколение.

Напротив, Война в Заливе явилась полной противоположностью Вьетнаму. Это была даже не война. Это скорее напоминало линчевание и изгнание Вьетнама через принесение в жертву двухсот тысяч иракских солдат. Потому что, имея превосходство в воздухе, коалиционные силы неделями трамбовали иракские позиции и цели. Это была первая американская война, широко освещаемая по телевидению, но она не дала такого драматичного до боли в сердце видеоматериала, с каким вернулись журналисты с Вьетнамской войны. Скорее она была похожа на скучную видеоигру.

Президент Буш заявил, что Война в Заливе поможет нам справиться с Вьетнамским синдромом. Полно, Джордж, не надувай щеки. Это тебе кажется. Вьетнамский синдром, после того как пройдут марши-демонстрации со знаменами и утихнут истеричные проявления патриотизма, только усилится, потому что сокровенные проблемы Вьетнама по-прежнему не решены, потому что, осваивая роль полицейских для самых могучих громил мира, мы так и не удосужились вытвердить уроки об иностранной интервенции, которые пытался преподать нам Вьетнам.

Сегодня мы обладаем более совершенными военными технологиями, более мощным оружием массового поражения, но мы все так же не можем решить это уравнение по-человечески, все так же не можем справиться с проблемами мира, как не могли в 60-х и, если на то пошло, как не могли справиться и 200 лет назад, когда посылали кавалерийские отряды во главе с такими офицерами, как генерал Джордж Кастер, на запад — уничтожать индейцев и расчищать американские границы для белых поселенцев.

Если Вьетнам чему-то и научил нас, так это торговать войной: занижать потери и подтасовывать боевые цифры.