До Болеслава уже не раз и не два доходили слухи о том, сколько безумств натворила его бывшая любовница ради какого-то раба. Но, сами понимаете, у него имелись дела поважнее, чем думать о дамских глупостях. Однако ему было просто некуда деться, когда Эльжбета собственной персоной предстала перед ним, рухнула на колени и принялась рыдать так отчаянно, что у всякого слышавшего ее невольно начинало ломить в висках и сердце билось с перебоями. Болеслав вспомнил, как сильно любил ее когда-то, эту дурочку, которая, в шелках и бархате, валялась сейчас пред ним во прахе и рассказывала о безнадежной любви к какому-то упрямцу.
— Ты сам, — бормотала она сквозь слезы, — дал мне волю выйти замуж за кого захочу. Я же полюбила одного прекрасного юношу из твоих пленников, и, заплативши за него много золота, выкупила его, взяла его в свой дом, и все, что было у меня, — золото, серебро и всю власть свою даровала ему. Он же все это ни во что вменил. Много раз и ранами и голодом томила я его, но ему и того мало. Пять лет пробыл он в оковах у пленившего его, и вот шестой год находится у меня и за свое непослушание много мук принял от меня, которые сам на себя навлек из-за непреклонности сердца своего. А теперь какой-то черноризец постриг его в монахи. Что повелишь ты мне сделать с ним, так я и сделаю.
Королю пришлось подавить приступ зависти и ревности. Что делает с женщинами любовь, Боже мой! И это та самая Эльжбета, которая играла с сердцами мужскими, словно дитя играет со своими цацками? А вот его, короля, Эльжбета так никогда не любила!
Скрепя сердце согласился он на просьбу исстрадавшейся красавицы — и позвал к себе Венгра, чтобы поговорить с ним по-мужски.
И вот он смотрит на человека, из-за которого Эльжбета совершенно потеряла голову, забыла разум и стыд. Красавец, да, ничего не скажешь… Но есть что-то в нем странное, что-то настораживающее. Болеслав никак не мог понять что… Но просьбу надо выполнять, и он принялся увещевать Венгра:
— Можно ли быть таким бесчувственным, как ты? Стольких ты благ и какой чести лишаешь себя и отдаешься на горькие муки! Отныне, да будет тебе ведомо, жизнь или смерть ожидают тебя: если волю госпожи своей исполнишь, то от нас в чести будешь и великую власть примешь, а ежели ослушаешься, то после многих мук смерть примешь.
И он повернулся к Эльжбете, стоявшей тут же:
— Пусть никто из купленных тобою пленных не будет свободен, но делай с ними что хочешь, как госпожа с рабами, чтобы и прочие не дерзали ослушаться господ своих.
Венгр же посмотрел на короля дерзко:
— А нам, грешным, Господь говорит: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит, или какой выкуп даст человек за душу свою?» Что ты мне обещаешь славу и честь, которых сам ты скоро лишишься, и гроб примет тебя, ничего не имеющего! И эта скверная женщина жестоко убита будет, — ткнул он пальцем в Эльжбету и гордо отвернулся.
Да, он отвернулся, однако Болеслав успел увидеть, какая гримаса отвращения исказила его лицо. И он словно прозрел. Король понял, что amp;#769; казалось ему таким странным в облике Венгра.
Болеслав был опытным человеком. Он многое повидал, много знал. И теперь разглядел на лице Венгра отвращение не просто к Эльжбете, а вообще отвращение к женщине. И суть природы Венгра стала ему ясна, как белый день.
Король только головой покачал, предчувствуя, сколько горя придется еще испытать Эльжбете. И ведь что бы он ни сказал своей прежней подруге, та ему ни за что не поверит! Значит, ей придется самой совершить то же открытие, которое совершил Болеслав…
Да, ей будет больно. Но она прозреет.
Он подозвал Эльжбету поближе и шепнул ей:
— Да затащи ты его в свою постель! Нет тебе равной на ложе, ты и мертвого из могилы поднимешь, похотью обуянного! И тот, кто не сотворит с тобой греха, лежа в твоих объятиях, тот и не мужчина вовсе.
Эльжбета утерла заплаканные глаза и улыбнулась благодарно. Да уж… как же она сама не догадалась, что надо делать? Воистину, разум ее помутился от любви.
Поцеловав руку короля, вдова убежала из дворца, сгорая от нетерпения немедленно воплотить в жизнь его совет. Слуги волокли вслед за нею непокорного Венгра, а король с тоской смотрел им вслед, прекрасно понимая, что Эльжбету ждет страшный удар, и искренне желая, чтобы он все же ошибся в Венгре.
К несчастью, он не ошибся…
Эльжбета велела насильно положить Венгра в свою постель, она целовала и обнимала его, она трогала его за тайные уды и целовала их, уподобясь в своем любовном неистовстве и безрассудстве блудницам вавилонским… Но эти самые уды, вместо того чтобы затвердеть, как им самим Творцом положено, оставались мягки и недееспособны, а с лица Венгра не сходило выражение страшного отвращения к обнаженной красавице, которая искушала его.
— Да ты безумен или немощен?! — вскричала в конце концов Эльжбета.
— Напрасен труд твой, — ответил Венгр, кривясь брезгливо. — Не думай, что я безумный или что не могу этого дела сделать: я, ради страха Божия, тебя гнушаюсь, как нечистой.