Одним из самых значимых людей правительства Екатерины был в ту пору граф Александр Андреевич Безбородко. Вот как отзывался о нем, к примеру, министр Генуэзской республики Ривароло: «Наибольшим влиянием пользуется граф Безбородко. Секретарь Кабинета ее величества, он ежедневно в положенные часы докладывает ей о текущих делах по всем министерствам и вместе с ней предварительно разбирает их… Деятельный, мягкого характера, старающийся по возможности угодить всякому, он считается искусным дипломатом и ловким царедворцем». Граф Сегюр, наблюдавший Безбородко как во время официальных приемов, так и в частной жизни, к приведенным выше зарисовкам портрета Безбородко добавляет некоторые существенные штрихи (они разбросаны по страницам его мемуаров). Его наблюдения отличаются меткостью и тонкостью: «он скрывал тонкий ум под тяжелой внешностью»; «умный, ловкий и уступчивый, но отчасти слабый»; «граф Безбородко постоянно старается всех примирить…».
У Безбородко, несмотря на его уступчивость и готовность пойти на компромисс, не сложились отношения с Дмитриевым-Мамоновым. Соперничество между ними за влияние на императрицу не укрылось от современников, да и Безбородко его не оспаривал. Гарновский, перед которым открывались двери дворцов всех столичных вельмож и который поэтому был осведомлен о всех событиях придворной жизни, писал: «Граф Александр Матвеевич сильнее графа Безбородко». А спустя некоторое время тот же Гарновский несколько приоткрыл завесу, в чем проявлялась сила фаворита: «Александр Матвеевич много может, нет в сем ни малейшего сумнения. Никто из предшественников его не в состоянии был поколебать власти графа-докладчика, а он оную колеблет». Соперничество между ними дошло до того, что Мамонов оттер Безбородко, и тот «бывает теперь редко у государыни и старается при том бывать только тогда, когда Александр Матвеевич не бывает. Однажды Безбородко явился для доклада в часы, когда, по его расчетам, у нее не должен быть Мамонов, но ошибся и, увидев его, потерял дар речи».
Фаворит настолько не считался с Безбородко, что как-то сказал императрице: «Хотел бы я наплевать на его достоинства, на него самого и на всю его злодейскую шайку». Осторожный же Безбородко подобных выпадов в адрес своих неприятелей себе не позволял.
Несмотря на желание «наплевать» на Безбородко, Александр как государственный муж особых талантов не проявил. Зато в умении придумывать придворные развлечения и со вкусом разнообразить вечера интимного кружка Екатерины ему не было равных. Он увлекался музыкой и литературой, любил театральные постановки. Спектакли придворного театра сменялись маленькими сценками, которые игрались то в покоях Екатерины, то в комнатах графа. При дворе наступила эпоха безудержного сочинительства. Екатерина сама писала пьесы для своего театра и, веря в литературный талант Александра, поручала ему их править. Тот тоже взялся за сочинение маленьких пьесок, но работа, требующая вдумчивости и усидчивости, скоро ему надоела. Храповицкий в дневнике однажды записал, что, приступив к работе над очередной пьесой, Александр «заленился и не докончил, начав хорошо». И тогда, умиленная его талантом, Екатерина села сама дописывать его «пиесу».
К чести Мамонова, следует сказать о его уважительном отношении к великому князю Павлу Петровичу, служившему мишенью для глумлений и дерзостей других фаворитов. Несмотря на некоторое пренебрежение своей повелительницы к сыну, Александр всегда выказывал величайшее почтение и внимание к наследнику и его супруге и старался делать им одно приятное. Гарновский доносил Потемкину, что обе половины двора живут теперь в наилучшем согласии.
Однако при всем внешнем блеске положение Александра при дворе было нелегким. По словам все того же Гарновского, Мамонов жаловался, что ему «при дворе жить очень скучно» и что «между придворными людьми почитал он себя так, как между волками в лесу». Храповицкий записывал со слов камердинера императрицы: «Сказывал Захар Константинович Зотов, что паренек считает житье свое тюрьмою, очень скучает, и будто после всякого публичного собрания, где есть дамы, к нему привязываются и ревнуют».
Понятно, о ком шла речь, кто привязывался и ревновал. Да Екатерина, конечно! А сам виноват, не шныряй глазами по сторонам, тем паче когда кругом молоденькие красотки!
Ну и дошнырялся он таки…
Вот выдержка из дневника Храповицкого от 20 июня 1789 года. Во время работы с секретарем Екатерина прервала его чтение доклада вопросом:
«- Слышал здешнюю историю?
– Слышал, ваше величество.
– Уже месяцев восемь, как я подозревала. От всех отдалился, избегал даже меня. Его вечно удерживало в его покоях стеснение в груди. А на днях вздумал жаловаться, будто совесть мучает его; но не мог себя преодолеть. Изменник! Лукавство – вот что душило его! Ну, не мог он переломить себя, так чего бы не признаться откровенно! Уже год, как влюблен. Буде бы сказал зимой, полгода бы прежде сделалось то, что произошло третьего дня. Нельзя вообразить, сколько я терпела!
– Всем на диво, ваше величество, изволили сие кончить».