— Тунеядцы?
— Не тунеядцы, а бездельники. На работу ходят да обхаживают автомобили. Заметьте, на нашей улице ни один серьезный ученый не имеет автомобиля. Я пока еду в электричке, прочитываю статью.
— Андрей Андреевич, вы слишком расширительно толкуете понятие «бездельник».
— Для меня бездельник не тот, кто не работает, а тот, кто живет спокойно.
Перед ними прозрачно засветилось стеклянное сооружение на кирпичном фундаменте. Они вошли. Влажный, почти банный воздух обдал их. Запах мокрой земли, травы, цветов, какой-то пряности. И влага, влага…
— Дождь идет?
— Я сконструировал установку искусственного тумана. Вот помидоры, огурцы, кабачки…
— А это что? — Леденцов показал на зеленую дубинку.
— Индийский огурец. А это чайот — мексиканский огурец. Вот сладкий перец…
Они бродили во влажном тумане. Свисающие стебли касались лица как мокрые червяки. Со стекла срывались тяжелые матовые капли, и уже несколько их проскочило Леденцову за шиворот. Он вспотел в своей непродуваемой куртке. И когда они склонились над каким-то лотком с землей, по которому, как ему показалось, были рассыпаны разномерные птичьи яйца, оказавшиеся шампиньонами, он спросил:
— Андрей Андреевич, а лимоны плюс ананасы?
— Для такой экзотики тепла не хватит.
— Скажем, орхидеи…
— В июле у меня цветут серебристые розы «Нью-Даун» с умопомрачительным запахом…
Они вышли на дневной воздух и двинулись к дому. Под пихточкой Леденцов кивнул на врытый в землю пинг-понговый стол:
— Играете с дочкой?
— Она вечно занята.
— Школьница?
— Почему школьница… Двадцать шесть лет, в науке пашет.
Дом, островерхий и какой-то приподнятый, удивил его вроде бы давно забытыми ставнями, резным крыльцом и неожиданным шпилем и зеленой краской, которая легла на все разными своими оттенками. Голые плети ползучих растений достигали чуть ли не крыши. Жужжало несколько флюгарок.
— А крышей, наверное, солнышко ловите? — не сдавался Леденцов.
— Каким образом?
— Ну, при помощи солнечных батарей…
Воскресенский глянул в лицо оперуполномоченного с внезапным интересом. Леденцов довольно улыбнулся: заинтересовал-таки он профессора.
— У меня на крыше шифер. Прошу!
Они вошли в дом и оказались в обширной комнате с четырьмя окнами, с камином, с широкой лестницей на верхний этаж. Все простенки были заставлены книгами и завешаны цветными фотографиями деревьев, цветов, корзин с яблоками, блюд с ягодами; вот и пруд-бассейн синеет с двумя утками. По стенке всю комнату опоясывала узкая тахта; впрочем, она могла иметь и другое, неизвестное лейтенанту назначение.
Леденцов осторожно ступил на палас и подошел к камину. Огонь не горел, но было видно, что камином пользуются; вот и два кресла-качалки, в которых, наверное, профессор спорит с оппонентами.
— Садитесь, молодой человек, — предложил Воскресенский, занявшись небольшим овальным столиком.
Лейтенант сел и огляделся. Его тревожило странное чувство. С одной стороны, информация Ромы Тюпина не подтверждалась: не было ни подземного бассейна, ни орхидей, ни автомобиля с телефоном; с другой стороны, Леденцов все больше убеждался в правдивости сказанного подростком. Все было не так — и все было так.
Овальный столик подъехал — оказался на колесиках.
— Выпьем чайку с вареньем из лепестков жасмина, а? — почти заговорщицки предложил профессор.
— Можно, — вяло согласился Леденцов.
— Чай не любите? Тогда кофе? — Воскресенский уловил разочарование гостя.
— Мало ли что я люблю, — тоже заговорщицки ответил Леденцов.
— К сожалению, спиртное не держу.
— Я имел в виду не спиртное.
— А что?
Воскресенский даже сел, заинтересованный скорее всего нахальством гостя.
— Скажем, копченые язычки индейки или мясо кхэ…
— Мясо… как?
— Кхэ.
— Что это такое?
— Шиш его знает.
Профессор опять посмотрел на гостя с пробужденным интересом и задумался, не спуская с него молодых ясных глаз. Леденцов держал этот взгляд с чистой совестью: хорошо, нет солнечных батарей на крыше, но жужжат четыре флюгарки, нет подземного бассейна, но есть бетонированный прудик в саду с двумя утками; не растут в теплице ананасы, но висит какой-то чайот… Нет мяса кхэ, но наверняка будет мясо кхю или рыба кхя.
— Молодой человек, а вы из какой школы?
— Я не из школы.
— Из отдела народного образования?
— Почему вы так решили?
— Потому что я специалист по воспитанию и ко мне частенько наведываются коллеги из школ, — с заметным раздражением ответил Воскресенский.
— Я из милиции.
— То-то вопросы дурацкие задаете.
— Андрей Андреевич, они только пока вам непонятны.
— Я и говорю — дурацкие. Так слушаю.
Он заметно поскучнел, переведя этого рыженького паренька из разряда гостей в разряд случайных посетителей, вроде водопроводчика или страхового агента. Чай был, видимо, отставлен.