Худая темноликая женщина деловито рылась в шкафах. Петельников намеревался задать ей обычные, набившие ему оскомину вопросы: не заметила ли она в последние дни чего-нибудь странного, не встретила ли человека на лестнице, долго ли отсутствовала, что у нее за соседи, не подозревает ли кого? Но Леденцов так смотрел на кухонную плиту, будто увидел отпечатки пальцев.
— Что? — насторожился Петельников.
— Кофейник, — потеплевшим голосом шепнул лейтенант.
— Попроси хозяйку сварить по чашечке, — тоже вполголоса пошутил Петельников.
Ничего кощунственного в этой просьбе Леденцов не видел. Ведь не на убийство приехали. В зарубежных детективах инспектора запросто угощались на виллах чашечками кофе с бисквитами, а бесподобная хозяйка сидела в кресле, а в мраморном камине горели поленья, а пятнистый дог лежал на ковре; правда, иногда на ковре лежал и труп.
— По-моему, в этом доме кофе не водится, — тихонько добавил Петельников.
— А зачем кофейник?
— Суп варят.
— У нас и взять-то нечего. Двое детей, муж-инвалид, — сказала хозяйка следователю, будто подслушала их разговор.
Леденцов огляделся: старенькая мебель, блеклые обои, облысевший коврик… Вот Петельников говорит, что и суп варят в кофейнике. И Леденцов уязвленно нахмурился: капитан почему-то всегда видел чуточку больше его. Впрочем, материальное положение потерпевшего значения не имеет.
— Разобрались, Клавдия Сергеевна? — спросил Петельников, доставая блокнот.
— Пропала кофта…
— Что за кофта?
— Шерстяная, синяя, неновая…
— Во сколько оцениваете?
— Наполовину изношена, рублей в двадцать пять.
— Еще что?
— Туфли тридцать шестого размера, бежевые, новые, но один каблук треснул…
— Сколько? — чуть раздраженно поторопил Петельников.
— Починить, так опять будут новенькие. Рублей сорок.
— Так, еще что?
— Ложка столовая, серебряная. Муж подарил, стоила рублей двадцать пять, а теперь в комиссионном полсотни.
— Так…
— Вроде бы все.
Она улыбнулась виновато, что остальное все цело и что такой малой пропажей потревожила стольких людей. Ее седеющие неприбранные волосы лежали на щеках, заостряя и без того худое лицо. И капитан мысленно обругал себя за неуместное раздражение, которого против потерпевших век не бывало. Или он перенес его с непредсказуемого вора на эту женщину? Потерпевшая как потерпевшая. Зря Леденцов стесняется спросить по чашечке кофе. Или по чашке чая. Или по стакану воды.
Петельников задержался у ванной, откуда тянуло знакомым и домашним запахом — стиральным порошком, мыльной водой и свежестью белья. Он стоял, разглядывая стиральную машину, занявшую всю площадь.
— Что, товарищ капитан?
— Думаю. Вот так выстираешь белье, а его сопрут.
— Тогда уж лучше нестиранным…
Осмотр места происшествия закончился. Оперативники вышли последними. Поотстав, Леденцов спросил:
— Еще загадочка, товарищ капитан…
— Какая?
— Вор начал мелочиться. Старая кофта, туфли без каблука…
— Есть и вторая загадка.
— Очень рано залез?
— Ты смотрел на кофейник… И что увидел?
— А что?
— Закрыт. В других квартирах все кастрюли стояли без крышек.
— Надоела ему эта самодеятельность, — нашел объяснение Леденцов.
— А маленькую комнату видел? Ни одного шкафа не открыл. Почему?
— И что это значит?
— Я не знаю, что это значит, но это что-то значит.
— Понятно, товарищ капитан.
Они вышли на улицу, на уже яркий день. Их волосы просохли — у Петельникова так и лежали, блестя чернотой и лишь слегка запушась; у Леденцова, потемневшие было от воды, теперь вздыбились чистым огнем.
— Товарищ капитан, а и верно влюбленный: берет туфли, Кофты…
— Кофейку бы, — сказал Петельников сержанту Бычко, заводившему машину.
8
На стекло прилип лист — зеленый, зазубренный, в карих разводах. Не то чтобы он мешал работать, но отвлекал, как заглядывающая физиономия. И заглядывала — осень.
Леденцов корпел над тунеядцами, намереваясь после обеда ринуться по адресам. Он все больше склонялся к мысли, что вор — из закоренелых бездельников.
Не понимал он этих воров.
Вникая на юридическом факультете в гражданское право, Леденцов вдруг сделал открытие, которое обескуражило бы любого профессора. Поэтому открытие держал при себе…