– Эх, Кирилл, Кирилл, – вздохнула Стелла, возвращая фото. – Жить бы ему еще да жить…
Надевая форменное пальто со знаками отличия, Гранская спросила:
– Ты на такси?
– Зачем, «Интурист» позаботился о машине.
Их поджидала «Волга». Женщины устроились на заднем сиденье рядом с пакетами и свертками. – Стелла везла домой московские сувениры.
У Белорусского вокзала накупили красных гвоздик и поехали на кладбище. Когда миновали Кольцевую автомобильную дорогу, сквозь тучи неожиданно показалось солнце, высветив золотом не успевшие опасть листья берез.
«Сам Бог, наверное, благословляет нашу встречу», – подумала Гранская, хотя была неверующей.
А вот Стелла превратилась в Швейцарии в яростную лютеранку. По ее предложению заехали в церковь, поставили свечи за упокой души Кирилла. Прихватили свечи и на могилу.
Машина остановилась за кладбищенскими воротами: на территорию пускали только автобусы похоронного бюро. Стелла взяла с собой «полароид». Она несколько раз щелкнула Ингу Казимировну, и фотоаппарат тут же выдал цветные снимки.
– Обойдемся без почты, – сказала Стелла, вручая их Гранской и оставив себе один на память.
Инга Казимировна тоже сфотографировала родственницу.
Прежде чем пойти к Кириллу, они намеревались посетить последнее пристанище Стеллиной подруги, умершей от лейкемии. Но метров за десять от ее могилы послышался непривычный для кладбища хохот, какой–то шум, и к ним бросилась пожилая женщина.
– Товарищ прокурор, помогите! – со слезами на глазах взмолилась она.
– Я в общем–то не прокурор… – остановилась Гранская. – Ну, что случилось?
У женщины было серое лицо, губы дрожали. Пальтишко – сорокалетней давности, мех на воротнике облез. Она была из тех интеллигентных забитых старушек, которых еще иногда можно встретить на переулках Старого Арбата.
– Что они с Ванечкой сделали!… – ломала руки женщина.
– А мы–то при чем? – раздался хриплый пропитой голос.
Гранская повернулась. Голос принадлежал одному из четырех могильщиков, стоящих у разверстой ямы. На отвале свежевырытой земли лежал на боку заколоченный гроб, подхваченный веревками. Дно у него было разворочено, сквозь обрывки материи торчали обломки досок.
– Претензии, гражданочка, предъявляйте похоронному бюро, – сказал второй могильщик. – Это они гнилой товар гонят…
– Вытащите Ванечку, – протянула к ним сухонькие, в старческих пигментных пятнах руки женщина. – Богом прошу!
– Че захотела! – прохрипел копщик. – Чтоб мы, голыми руками…
Гранская шагнула к могиле, заглянула в нее и невольно отшатнулась: на дне лежал покойник. Инга Казимировна успела только разглядеть его белые–белые волосы и пергаментно–желтое лицо, испачканное глиной.
– Какая ему разница, – скривился в усмешке третий парень. – Опустим гроб, насыпем холмик…
– Нет–нет! – в испуге закричала старушка. И, обращаясь к Инге Казимировне, запричитала: – Ой, Ванечка не простит!… И так настрадался… Валялся в морге, всем забытый и заброшенный, три дня его искала…
–: Как это три дня? – спросила Гранская.
– Пошел за пенсией и не вернулся… С трудом выяснила, где он… И хоронить должны были вчера, да машина пришла очень поздно, – скороговоркой объясняла женщина. – Уже все здешние работники ушли. И вот тут всю ночь простоял на холоде. Спасибо молодому человеку, он сидел с Ванечкой… – Она кивнула на пятого мужчину стоявшего поодаль.
«Молодой человек» был неопределенного возраста, с растрепанной шевелюрой, в рваных кедах, потертых брюках и телогрейке, из прорех которой торчали клочки ваты. Типичный бомж.
– Делов–то… – сказал он, польщенный похвалой и вытирая покрасневший озябший нос рукавом.
– А вот теперь уронили, – горестно закончила старушка. О покойном она говорила словно о живом…
– Сам выпал, – поправил могильщик с багровым от пьянства лицом и грубо засмеялся. – Небось прыгуном в воду был – ласточкой летел…
– Как вам не стыдно! – возмутилась Инга Казимировна.
Остряка пнул в бок товарищ: переборщил. Тот оборвал свой смех.
– Сто рублей требуют, – всхлипнула женщина. – А откуда у меня? Все отдала… В похоронном бюро, шоферу, им. – Она кивнула на парней.
– А вы попросите Аксакала, – указал на бродягу один из могильщиков. – Он и за пятерку полезет.
Старушка открыла старую сумочку, что висела у нее на сгибе локтя, вынула несколько монет.
– Все, что осталось, – продемонстрировала она жалкую наличность, вывернула подкладку и всхлипнула. – Не знаю, как доберусь до дома.
– Ради Бога, успокойтесь, я заплачу, – достала бумажник Стелла. До этого она молча наблюдала за происходящим, потрясенная. – Правда, у меня только доллары…
Могильщики загудели, удивленные и восхищенные. Бродяга, чуть приволакивая ногу, тут же направился к Стелле, но один из копщиков крикнул ей:
– Заранее не давайте ни в коем случае! Дорвется до башлей, а тем более до валюты, – только вы его видели…
Бродяга растерянно огляделся, махнул рукой и шагнул к яме.
– Ладно, потом, – согласился он.
– Мы будем здесь рядом, – сказала ему Стелла. – На могиле памятник в виде женского бюста…
– Знаю, знаю, – откликнулся бомж уже из могилы.