Преступники. Факел сатаны

Ночью видела сон: Станислав, а точнее, душа его прилетела на грешную землю и разыскала меня в Москве. Возмущаясь словами отца Бориса, Станислав считает, что они отражают ограниченность христианского учения, слепую веру в Иисуса, тогда как по велению Господа Бога дозволено на земле все то, что во благо человека, а высочайшим проявлением его души и тела на земле и на небесах была и есть Любовь. И напомнил мне Стас слова преподобного Исаака Сирина: «Вся церковь есть церковь согрешающих, вся церковь есть церковь кающихся». Напомнил он и о том, что совсем недавно святейший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий Второй сказал во всеуслышание о том, что «У каждого из нас есть грехи перед Богом и перед ближними, а церковь свята не святостью своих членов, а святостью Христа, который живет и действует в ней».

Разве тебе, Анна, недостаточно этих слов, чтобы после молитв твоих и исповеди со спокойной совестью и чувством исполненного долга отправиться вслед за мной? – спросил Станислав.

Душа Станислава была встревожена тем, что до сих пор нет меня рядом, и потому Станислав спросил – почему я взяла с собой лишь голову любимого? Счастливая от встречи, со слезами радости на глазах я объяснила, что голова Стаса будет предана земле здесь, на московском кладбище, рядом со мной и Евочкой. Скоро, скоро, очень скоро и мое бренное тело превратится в прах. Но зато души наши будут вместе навсегда, навеки в любви и счастии.

Да, не каждому везет так, как повезло нам. Многие остаются одиночками на земле и даже на том свете не сразу находят свою половину. Благодаря же Господу Богу наше счастье началось на Земле. К сожалению, оно продлилось недолго. Здесь все, везде и всегда борются. Идет борьба добра и зла, света и тьмы, свободы и рабства, богатства и нищеты, плоти и духа, Бога и сатаны. И во мне шла борьба. Ежедневная, жестокая, непримиримая… И даже последние дни в Москве я отчаянно дралась за право умереть тогда, когда я хочу, быть захороненной там, где хочу, с кем хочу… За это я всем и все оплатила. И даже заботы Риты я оплатила сполна. Завещания оформлены. Кажется, расплатилась со всеми. Все земные дела, заботы и тревоги – позади. Осталось последнее – спеть:

Не пробуждай воспоминаний

Минувших дней, минувших дней.

Не возродить былых желаний

В душе моей, в душе моей…

Гитара, верная подруга, пусть уйдет со мной. Это моя большая просьба к тем, кто останется на земле. И прежде всего к тебе, Маргарита.

А теперь последнее слово Господу Богу: «Дорогой Иисус, я верю, что Ты – сын Бога и что Ты умер ради меня. Пожалуйста, прости мне все мои грехи. Я прошу Тебя, Иисус, пожалуйста, войди в мое сердце и дай мне Твой безвозмездный Дар Вечной Жизни! Во имя Иисуса, я молю. Аминь!»

Когда до конца дневника оставалось буквально несколько строк, чувство подсознательной тревоги овладело Гранской и она, не отрываясь от текста, бросила взгляд на Кирсанову и, убедившись, что та сидит не меняя позы, продолжила чтение.

«…Прощай, Земля! Прощайте, люди! Сейчас я выпью… Господи, стучат в дверь. Не дают даже спокойно умере»… – успела прочитать последние строчки в дневнике Инга Казимировна и тут же услышала отчаянный крик одной из понятых:

– Держите! Падает!

Следователь вскочила с кресла и увидела, как Жур едва успел подхватить сваливающееся со стула обмякшее тело Кирсановой.

– Что… что случилось? – подбежала к капитану Инга Казимировна.

– Она, она, – испуганно заговорил Жур и показал на ту самую початую бутылку пепси–колы, которая теперь и вовсе была пуста. – Выпила стаканчик и вдруг…

– Ясно. «Скорую»! Срочно! – крикнула Велехову Гранская. – Она отравилась цианистым калием…

Велехов бросился к телефону. Понятые помогли Журу уложить Кирсанову на кровать. У нее закатились глаза, лицо приобрело синеватый оттенок.

– Как же вы проворонили? – сокрушаясь, выговорила следователь капитану.

– А кто знал, – оправдывался тот. – Думал: вода и вода… Вы же пили…

– Но из запечатанной бутылки, – сказала Инга Казимировна и поняла, что на самом деле прошляпила сама. – Как я не догадалась раньше!

– Если отравление, надо промыть желудок, – сказала одна из понятых, уборщица, ударив несколько раз Кирсанову по щекам.

– Так ведь она без сознания, – ответила Гранская. – Нужен шланг… Нашатыря не найдется?

Вторая понятая побежала в коридор.

Майор Велехов дозвонился до «скорой», сообщил координаты и что случилось. А чтобы врачи не задерживались, назвал свое звание и должность.

Понятая вернулась с пузырьком нашатырного спирта и поднесла его к носу Кирсановой.

– Неужели – конец? – с отчаянием произнес Виктор Павлович.

– Пульс есть, – сказал Велехов, положив пальцы на запястье Кирсановой. – Успели бы врачи.

– Воздуха! – приказала Гранская Журу. – Свежего воздуха!…

Тот открыл окно. В него ворвался шум центральной магистрали столицы. Инга Казимировна подошла к подоконнику, жадно вдыхая холодную сырость улицы. У пес самой сдавило горло от волнения, а глаза слезились от стойкого запаха нашатыря.

– Из–за чего она? – тихо спросил Жур. – Как вы думаете?