Преступники. Факел сатаны

Он немного кривил душой, надеясь, что следователи все–таки нанесут ему сегодня визит. Хотя бы из вежливости.

Без стука вошла Эмма Капитоновна, везя перед собой столик на колесиках.

— Аркадий Павлович, — произнесла она тоном, не терпящим возражений, — бутерброды и чай.

— А что, — оживился Ростовцев, — Очень кстати.

Он хотел спросить, не звонили ли ему московские следователи, но воздержался.

Дежурный по Березкинскому поселковому отделению милиции повел Чикурова на второй этаж.

— Рогожин в кабинете начальника, — пояснил он. — Товарищ майор в отпуске, вот мы и решили…

— А что, в камере нет мест? — усмехнулся Игорь Андреевич.

— Никак нет, товарищ следователь по особо важным делам, — поспешно произнес дежурный. — В камере только один задержанный… Товарищ Макеев сказал, что гражданин Рогожин депутат, а потому… Вы не беспокойтесь, все меры приняты.

Какие приняты меры, он объяснить не успел, так как подошли к кабинету начальника отделения. Лейтенант открыл дверь ключом, пропустил вперед Чикурова.

В комнате не было света. Дежурный щелкнул выключателем.

— Что же это вы сидите в потемках, Юрий Юрьевич? — спросил Чикуров у мужчины, прикорнувшего на диване.

Кажется, тот дремал. От яркого света Рогожин зажмурился, недоуменно посмотрел вначале на Чикурова, потом на лейтенанта.

— Следователь по особо важным делам при прокуроре РСФСР Игорь Андреевич Чикуров, — представился Чикуров.

Задержанный зачем–то провел по вороту рубашки, оправил ее.

Рогожину было лет сорок пять. Густые, чуть вьющиеся волосы, карие глаза, тонкий с небольшой горбинкой нос.

Игорь Андреевич посмотрел на дежурного, давая понять, что тот свободен. Лейтенант вышел.

— Давайте побеседуем, — сказал Чикуров, устраиваясь за столом начальника отделения. Он обратил внимание, что в комнате не было ни одного телефонного аппарата. — Садитесь, пожалуйста, поближе, — кивнул Игорь Андреевич на один из стульев.

Рогожин пересел и не очень весело произнес:

— Вы хотите сказать, что будет допрос.

— Да, — кивнул Чикуров.

— Впрочем, я понимаю, обстоятельства не в мою пользу. — Задержанный устало потер лоб. — Оказался рядом… — Он усмехнулся. — Зачем только надо было разыгрывать со мной комедию?

— Какую? — не понял следователь.

— Заперли… Убрали телефоны… Галстук попросили, якобы надо было надеть кому–то для опознания… Хорошо, что я не ношу ремень, а то поддерживал бы сейчас брюки руками.

— Вас задержали, — сказал Чикуров, — для выяснения.

— Я сразу догадался… Скажу вам то же, что и товарищу Макееву: никакого отношения к убийству Баулина я не имею.

— Отчего же вы хороните Баулина? Он жив.

— Жив? — не скрывая радости и облегчения, произнес Рогожин. — Слава богу! Но ведь пацаны говорили… Нет, это правда?

— Да, пока жив, — кивнул Чикуров. — Однако положение его критическое.

— Неужели же наши врачи не помогут! — с надеждой воскликнул Юрий Юрьевич.

«Похоже, он искренен», — подумал Игорь Андреевич.

Честно говоря, он ожидал, что задержанный встретит его упреками, жалобами, возможно, даже угрозами. Реакция главного зоотехника на задержание удивила следователя.

Рассудительность? А может, хорошо рассчитанный ход, игра?

Игорь Андреевич с любопытством рассматривал сидящего перед ним человека.

— Расскажите, пожалуйста, как вы очутились утром возле Лавутки? И именно в том месте? — перевел Чикуров разговор в деловое русло. — Если не возражаете, я запишу наш разговор на магнитофон. — Следователь полез в портфель за своим портативным магнитофоном, который верно служил ему вот уже два года.

— А чего возражать. Видимо, так удобнее. — Подождав, пока Чикуров включит магнитофон, Рогожин, откашлявшись, начал свои показания: — Вы спрашиваете, почему я утром был на Лавутке? Коротко мой ответ можно сформулировать так: ездил туда по делу.

— А если подробнее? — улыбнулся Чикуров, желая несколько разрядить создавшуюся напряженность.

— Вряд ли вас интересуют заботы зоотехника…

— Нет, почему же, расскажите, — настаивал Чикуров, который считал, что подробный рассказ свидетеля или обвиняемого помогает следователю не только глубже вникнуть в обстоятельства, но понять, насколько правдивы показания. Во–первых, не так легко придумать детали, как думается иногда, а во–вторых, при многократных допросах противоречие в мелочах, путаность помогают изобличить лжеца.

— Вы знаете, — начал Рогожин, — сколько в нашем хозяйстве сейчас коров? Тысяча голов.

— Да, много, — заметил Игорь Андреевич.