Преступники. Факел сатаны

Стелла потянула Гранскую за локоть, видимо, не желая присутствовать при неприятном зрелище. Инга Казимировна тоже стремилась уйти скорее.

– Не знаю, как вас благодарить, – поклонилась старушка, осеняя себя крестом. – Дай Бог вам здоровья…

– Не стоит, честное слово, – пробормотала Стелла, и они с Гранской поспешили прочь.

На могиле подруги женщины немного пришли в себя. Положили у памятника часть привезенных с собой цветов, зажгли свечу и присели на деревянную скамеечку. И только тут Гранская обратила внимание на высеченную на камне фамилию умершей Стеллиной подруги: Лариса Михайлова–Шагурина 5.Х–1954 г. – 12.VII–1990 г.

– Скажи, а кем работала Лариса Шагурина? – спросила Инга Казимировна и показала на надгробье.

– Актрисой. А что? – в свою очередь, поинтересовалась Стелла. – Знакома по театру?

– По сцене – не помню, а вот по делу, если это она, – фамилия, имя, возраст совпадают, – сказала Гранская и, задумавшись на минуту, вновь спросила: – А от чего она умерла? Не от сифилиса?

– Сифилиса? – удивилась Стелла. – Не может быть! А впрочем, я не знаю, от чего. Не написали. Но почему ты решила, что Лариса…

Стелла, не закончив предложение, замолчала. То ли от нахлынувших воспоминаний или раздумий, то ли от того, что услышала стук по дереву – то могильщики чинили гроб. Скоро появился и бродяга.

– Ну вот, сделал. – На его лице играла туповатая улыбка. – А гражданочка иностранка? – с почтением произнес бомж, нетерпеливо наблюдая, как она роется в портмоне.

– Да… Но я русская, – ответила Стелла. И стала отсчитывать доллары.

Поняв намерение Стеллы, Гранская поспешила достать свой кошелек и вынула четвертной.

– У меня есть рубли.

– Оставь, – отвела ее руку родственница и протянула бродяге несколько зеленых бумажек. – Восемьдесят хватит?

– Во! – провел рукой по макушке бомж и быстренько спрятал банкноты в карман брюк. – Данке шон.

– Шпрехен зи дойч? – удивилась Стелла.

– И по–французски тоже, – закивал бродяга. – Гран мерси…

Инга Казимировна с любопытством посмотрела на него. Бомж поймал ее взгляд и с достоинством сказал:

– Перед вами, господа, кандидат технических наук.

– И как же это вы?… – вырвалось у Стеллы.

Она хотела добавить «докатились до такого состояния», но вовремя остановилась.

– Жертва нашей системы, – понял ее бродяга. – Десять лет бился за свое изобретение. Оно, видите ли, встало поперек горла целому научно–исследовательскому институту… Короче, скушали и выбросили объедки от меня на помойку.

Он вдруг выбежал, хромая, за ограду и взял на соседней могиле недопитую бутылку портвейна. Выпив вино залпом и деловито засунув пустую тару в карман телогрейки, бомж вернулся. На его лице разлилось блаженство.

– Не пропадать же добру… – оправдывался он. – Да и озяб я что–то.

Глядя на него, Гранская вспомнила Молоткова и Довгаля. Ведь тоже талантливые люди. Один художник, другой – кинорежиссер. И оба, как этот бродяга, выброшены обществом, словно ненужная шелуха.

Когда они выходили из следственного изолятора (непричастность Баобаба и Моржа к преступлению была доказана), то клялись Инге Казимировне, что будут вести честную жизнь. Но следователь мало верила этому. Дно держит крепко, а помочь некому, не до них сегодня…

– Простите, как ваше имя, отчество, – спросила Стелла.

– Какое отчество! – осклабился бомж. – Я даже имя свое стал забывать… Зовите лучше – Аксакал…

– Почему Аксакал?: – поинтересовалась Гранская.

– Я на кладбище больше десяти лет кантуюсь. Вот и прозвали…

– Ну а семья ваша как? – задала вопрос Стелла.

– «Было и прошло», – пропел слова известной песни бродяга и махнул рукой.

Инга Казимировна сделала родственнице незаметный жест, что пора идти. Они вышли на центральную аллею. Аксакал, по–видимому, считал обязанным сопровождать женщин из–за щедрой подачки (на черном рынке доллар шел по 25 рублей), а может, просто потому, что за много лет к нему отнеслись как к человеку.

– Начинал я «санитаром», – делился сведениями из своей биографии бродяга. – И тогда был сыт, пьян и нос, как говорится, в табаке…

– Так вы еще имеете медицинское образование? – спросила Стелла.

– Да нет. «Санитарами» у нас кличут могильщиков. Не место, а клад. До двадцати бутылок водки имел в день от родственников покойных. Не повезло, заработал радикулит. Так прихватывает – криком кричу. – Он потер поясницу с левого бока. На эту ногу и хромал. – А кто у вас здесь лежит? – неожиданно спросил Аксакал.

– Мой брат, а ее муж, – ответила швейцарская подданная.

– Не требуется оградку красочкой подновить? Есть бронзовая… Могу достать голубую елочку. Очень украшает могилку.

– Спасибо, ничего не надо, – сказала Гранская, уже мечтавшая отделаться от бродяги.

– Вы не думайте, без денег, – поспешил заверить кладбищенский ветеран. – Если ко мне с душой, я тоже с нашим вам…

От вина он захмелел, речь стала менее связная. Он оглядывал окрестности, словно вокруг были его владения.

– Летчик, – показал на красивый памятник из черного гранита Аксакал. – Под Шереметьево наш «Ил–62» разбился… А эту женщину муж зарезал, – словно на экскурсии, бесстрастно комментировал бомж, проходя мимо огромной ограды.