Судья — лорд Элверстоун — с удивленным лицом подался вперед. Он допытывался у Торнболла, что тот скажет по этому поводу? Торнболл всячески увиливал. Но Элверстоун был безжалостен: «Прошу вас четко ответить на мой вопрос: видите вы там сухожилие или вы его не видите». В безвыходном положении Торнболл ответил «Да».
В столь же безвыходной ситуации оказался и Уолл, который вынужден был изменить свое мнение о происхождении лоскута кожи. «Теперь мое мнение таково, — заявил он тихо, — что он может относиться к коже живота».
Правда, и после этой первой встречи со Сбилсбери Торнболл и Уолл все еще отказывались признать, что на лоскуте кожи действительно имеется шрам. Спилсбери отвечал на это хладнокровно и невозмутимо: «У меня есть при себе все микроскопические срезы, и я велю тотчас принести сюда микроскоп».
Принесли микроскоп, и Спилсбери объяснил присяжным, собравшимся возле него, каждый срез с ткани рубца, показывал им расположение волосяных мешочков и сальных желез, сделал им понятной миграцию отдельных остатков желез по ходу хирургического шва. Торнболл исчерпал все аргументы. Тогда он прибегнул к личным нападкам — вроде того, что не следует полагаться на молодых людей, не обладающих еще достаточным опытом работы с микроскопом. Но Мьюир при всеобщем одобрении заставил его замолчать, сказав: «Мы говорим не о тех людях, которые ничего не понимают в микроскопии, а о таких людях, как мистер Спилсбери».
22 октября, посовещавшись лишь 27 минут, присяжные вынесли свой вердикт: «Виновен».
Четыре недели спустя — 23 октября — Криппен был повешен. Но метод доказывания, использованный Спилсбери, дал материал не только для броских заголовков британской прессы. В Англии он послужил поворотным пунктом в отношении общественного мнения к судебной патологии. Спилсбери и процесс Криппена довершили в этом отношении то, что было начато Пеппером. А поворот общественного мнения ознаменовал начало нового периода развития судебной патологии, который почти три десятилетия был связан с именем Бернарда Спилсбери.
2. Дело об убийстве Клавы Г
1913 голу среди уголовных дел, проходивших в Петербургском окружном суде, это дело снискало репутацию самого загадочного и интересного не только по сложности и тонкости улик, но и с точки зрения нравов того времени. К сожалению, сами материалы сгорели вместе с архивами в первые дни Февральской революции. Сохранился лишь рассказ о таинственном преступлении, вошедший в книгу «Воспоминания юриста» Бориса Самойловича Утевского, одного из основоположников советской правовой науки. Утевский вместе с известным адвокатом Н.П.Карабчевским представляли зашиту в той невероятной истории.
…Дело началось так. В Петербурге, в камере хранения Николаевского вокзала, в помещении для невостребованных вешей появился тяжелый, дурной, все усиливавшийся запах. Работники вокзала перебрали чемоданы, корзины, баулы, мешки и другие веши. Вскоре обнаружили, что запах, который сразу же определили как трупный, исходит из плетеной корзины, завязанной веревкой и запертой на висячий замок. Как выяснили, корзина была сдана на хранение три недели тому назад -21 июня 1913 года. Сразу дали знать сыскной полиции (так назывался уголовный розыск), и через полчаса три ее агента были на вокзале. Корзину перенесли в отдельную комнату, сфотографировали и стали развязывать веревку. Но не тут-то было. Никто из крепких, бывалых агентов не в состоянии был развязать узел на крышке корзины. Позвали еще более физически крепких и опытных носильщиков вокзала. Они пренебрежительно сказали:
— Узел развязать не могут!
Но через несколько минут они вынуждены были признать, что они никогда такого узла не видели и что развязать его не могут.
Уведомленные об этом руководители сыскной полиции хотели определить профессию лица, завязавшего корзину. Решили, что это — артельщики из имевшихся в то время «упаковочных артелей» или матросы парусного флота. Вызвали и тех, и других, но все отступили перед небольшим, обычным на вид узлом. Тогда было принято решение: таинственный узел вырезать с тем, чтобы продолжить поиски лица, которое сумело бы развязать узел.
Это была первая тайна в деле.