Преступники и преступления с древности до наших дней. Маньяки, убийцы

«Так я один пойду», - проносится в голове убийцы.

Он поспешно встает, выходит, безмолвный, глядя черными впадинами своих глаз-окон. Тихо, осторожно крадучись, подходит он к квартире убитых. Сердце бьется тревожно в груди, словно выскочить хочет оттуда. Он берется за ручку двери… Дверь медленно отворяется. Холодный ужас овладевает им. Что он сделал! Ведь он после убийства забыл запереть дверь… А к ним звонили. Он это хорошо знает, так как ему заявляли, что, несмотря на звонки, Костырев и Федорова двери не открывают. Ну, а вдруг кто-нибудь, звоня, попробовал бы нажать дверную ручку? Дверь бы отворилась, в квартиру вошли бы, заметили бы преступление и — все, все буквально пропало бы… Не видать бы ему никогда сокровищ железного сундука. А ведь ради него он и пошел-то на страшное убийство…

И вдруг радость, огромная животная радость, что этого не случилось, охватила его. Слава Богу! Сундук тут… Все, все спасено!

Эта радость так велика, что она заглушила последние признаки страха, колебания. Николаев спокойно вошел в квартиру, запер за собою дверь, зажег свечку и принялся взламывать сундук. Страшное соседство трупов его, по-видимому, мало теперь волновало. Он находился как бы в состоянии гипноза, причем в роли гипнотизера являлся железный сундук. Взломав, он с жадностью начал выгружать его. Целые груды процентных бумаг. Красные, синие, желтые листы, на них — огромные цифры: десять тысяч, пять тысяч… Николаев приступил к сортировке. Все процентные бумаги он отложил в сторону, а в другую бросал документы и разные иные бумаги. «Надо это сжечь, чтобы не оставалось следов, какие именно деньги были у Костырева», — мелькнуло у него в голове.

И он бросил, действительно, все документы и прочие бумаги в печку, зажег их и уничтожил. После этого схватил груду процентных и кредитных билетов, вышел с ними во двор и около мусорной ямы зарыл свои желанные сокровища.

На другой день он об этом поведал Семенову, обещая поделиться с ним. Но этого ему не пришлось.

Так окончилось это страшное дело о двойном убийстве.

Из книги «40 лет среди убийц и грабителей» (Записки начальника петроградской сыскной полиции И.Д. Путилина). — К.: СП «Свенас»,1992.

9. Николай Оберемок (Записки судебного следователя [18] )

Рассказ о Николае Оберемке относится к 1914 году. Я был назначен Товарищем Прокурора С-го Окружного Суда, но еще не сдал своих дел по должности судебного следователя. 27-го апреля я получил от полиции уведомление о том, что в трех верстах от м. Златополя, где я проживал по обязанностям своей службы, на одном из хуторов совершено убийство — убита молодая, красивая женщина, жена запасного военного фельдшера, находящегося в г. Львове, и ее двоюродная сестра -11-летняя девочка, исполнявшая роль няни при двух малолетних детях. Отправившись в тот же день к месту преступления, я увидел следующую картину: окно дома, где было совершено убийство, оказалось вырванным вместе с рамой. Убитые лежали на полу между «полатями» и печкой и названным окном, через которое, по-видимому, проникли убийцы. Одна из убитых, — жена фельдшера, лежала лицом вниз, и была лишена жизни путем удушения при посредстве красного шерстяного пояса, который носят обыкновенно крестьянки; другая же лежала на трупе первой, лицом вверх, причем на лице покойной зияло несколько ран, происхождение которых могло определить лишь судебно-медицинское вскрытие. Из опроса свидетелей на месте я выяснил, что убийство было совершено с целью грабежа под влиянием слухов о том, что покойная в последнее время сказочно разбогатела, получая от своего мужа, находящегося в Галиции, очень много денег и ценных вещей. Действительно, обстановка дома, где проживала покойная, не была похожа на обстановку обыкновенной, хотя бы зажиточной, крестьянской семьи — стены были украшены прекрасными картинами и дорогими коврами, на комоде оказалось несколько изящных фарфоровых статуэток, которые как бы говорили, что попали сюда по недоразумению, будучи занесены из богатых австрийских домов вихрем алчности, разнузданности и неуважения к чужой собственности, порожденным кровавым кошмаром насилия, именуемого войной, поднявшегося в «завоеванных местах» и пронесшегося затем позже в России свирепым ураганом под лозунгом «грабь награбленное».