Преступница

Ум и легкомыслие, причудливо сочетавшиеся в одном человеке, исключали тяжкие сомнения, обуревавшие его двоюродную сестру. Технарь по призванию, Иосиф не познал унижения, которое в иных странах называется запретом на профессию, однако обладал достаточным умом, чтобы примерить этот сюртук на себя. Проблемы такого рода он находил серьезными, но в то же время вполне разрешимыми, хотя бы посредством компромисса. Умение найти компромисс он никогда не ассоциировал с пронырливостью, к которой был органически не способен. Возможно, именно здесь следовало искать корни его служебного легкомыслия: вряд ли давая себе труд поразмыслить об этом пристально, Иосиф не мог не видеть, что карьерные ступени, маячившие выше его должности завлаба, требуют от соискателя большего, нежели сам он, не насилуя себя, мог предложить. Эти ступени вели в такие закоулки, где компромиссы касались не поведения, а совести, - их Иосиф отвергал с искренней, то есть прирожденной брезгливостью. Востребованный и безотказный технический ум, которым Господь наделил его от рождения, дал Иосифу собственный опыт, который, если говорить коротко, сводился к формулировке, почерпнутой из великого романа: "Сами придут и сами всё дадут". В понимании Иосифа, это всё не составляло длинного списка, его притязания были скромны.

Относительно страны, где ему довелось родиться, у Иосифа не было иллюзий, однако область деятельности, к которой он прикладывал свои умственные способности, сама по себе была элитарной, то есть формировала иллюзии другого рода. Искренне увлеченный работой, дававшей выход интеллектуальной энергии, он пользовался ее остатками для осмысления окружающей действительности, и делал это в форме остроумных и шутливых обобщений, скорее точных, нежели глубоких. Точность придавала им видимость глубины, и благодаря этому Иосиф слыл в кругу своих друзей человеком мыслящим, каковым, несомненно, был. Если бы, вопреки всяческим обстоятельствам, он стал военным, командование ценило бы его, скорее, как тактика, нежели как стратега. Для тактических задач он умел находить изощренные и неожиданные решения, что и сумел продемонстрировать в истории с поступлением сестры. Однако женщины, готовые клюнуть на его тактические приемы, в конце концов выбирали тех, кто демонстрировал решимость стратегическую, по крайней мере, в той области, на которую молодые особы обращают пристальное внимание. Еще пару лет назад (точной грани Иосиф бы не вспомнил) женские цели ограничивались браком, обеспеченным материальными благами. По крайней мере, так, не желая стеснять своей свободы, он себе представлял. Друзьям Иосиф говорил, что не успел нагуляться, однако под мужским - понятным - объяснением крылось и другое - сыновнее.

Родители, от ежедневной опеки которых, обретя собственное жилье, Иосиф давно освободился, не раз заводили разговоры о том, что на их горизонте мелькает порядочная и интеллигентная девушка из хорошей семьи, которая мечтает с ним познакомиться, и Иосиф явственно представлял себе унылое темноволосое существо со впалой грудью, обладавшее одним, но несомненным достоинством: в глазах родителей этим достоинством была кровь.

Прежде чем спуститься под землю, он прошел весь Невский, беспрестанно разговаривая с той, которая еще совсем недавно составляла смысл и радость его жизни. Они познакомились в августе и первое время встречались почти ежедневно, однако к декабрю встречи стали все более короткими, пока не свелись к еженедельным свиданиям, между которыми Ольга не давала о себе знать: не звонила и не отвечала на телефонные звонки. Вчера, неожиданно объявившись, она сообщила, что выходит замуж, потому что полюбила с первого взгляда, который остановился на другом. Ее глаза лучились предвкушением счастья, и сердце Иосифа, истекавшее кровью, понимало, что сделать ничего нельзя, потому что все случившееся - закономерно.

Собственно, с Марком Эмдиным, Ольгиным новым избранником, Иосиф познакомил ее сам. Марик объявился неожиданно, позвонил в институт, договорились встретиться. Через неделю позвал к себе, потом заскочил сам. Иосиф принимал компанию - пришли институтские, с работы. Речь, как повелось последнее время, зашла об отъезде. Тема будила страсти, однако споры выходили умозрительными: все как один участники дискуссий были связаны секретностью. В этом отношении свободный Марик стоял особняком.

Включившись, он подлил масла. Рассуждая об отъезде как о деле если не близкого, то, во всяком случае, чаемого будущего, Марик с легкостью побивал аргументы, казавшиеся весомыми. Так и не придя к согласию, компания разошлась за полночь, и Иосиф, еще не остывший от спора, не придал значения вопросам, заданным Ольгой. Она заинтересовалась его другом, но, в отличие от их дискуссий, ее интерес не был умозрительным. Перспективы, нарисовавшиеся в Ольгином воображении, превращали невзрачного Марика в завидного жениха. Дальнейшие события развивались быстро, и теперь Иосиф шел, не разбирая дороги, пока его не окликнул девичий голос. Обернувшись, он увидел смутно знакомое лицо.