Преступные игры гения

Что характерно, кофе Настя покупала всегда сортовой и дорогой, но ухитрялась испортить его, готовя исключительно в специальной посуде. Где она отрыла такую уродливую кастрюльку, Алла не предполагала. Но три сопла со свистками превращали напиток в совершенную бурду. Но как скажешь!

– А то, что я полистала тут фотки с регистратора. Обнаружила машину, которая мне не понравилась. Поняла, что она действительно ехала одним с нами маршрутом. Но не за нами.

– А за кем?

– За ней – за Анной.

– Да ладно! Зачем? Это… Это был преступник? – затылку сделалось прохладно. – Из тех, кого она посадила и кто успел выйти?

– Скорее поклонник. Машина принадлежит какому-то художнику. Осетрову, кажется.

– Не слышала. А как ты узнала, кому принадлежит машина? – Алла ревниво прищурилась. – К Генке за помощью обращалась?

– У меня таких Генок пруд пруди. Есть кого попросить, – отмахнулась Настя без обиды. – Машина точно художника. Но вот почему за рулем была девушка?

– Ну мало ли. Дал покататься. Подарил и все такое.

– Меня не это заботит, Алла! – прикрикнула подруга и отобрала кофейную чашку, проворчав. – Вижу, давишься. Что за гадость я каждый раз варю!

– Так что тебя заботит? – Алла с облегчением выдохнула, потянулась к стакану с водой, отпила половину.

– Если бы за ней катался художник, тут понятно: понравилась, решил использовать красивую даму в качестве модели. А с какой стати за ней каталась девка? Зачем?

– Ой, тебе голову забить нечем, да?

– Есть. Есть чем забить, дорогая. Но этот вопрос у меня сейчас на повестке дня. С самого утра. С выпуска новостей, если быть точной.

– И что в новостях? – беззаботно смотрела на подругу Аллочка поверх стакана.

– В новостях эту девку нашли убитой. В лесопарке. И нашел тот самый художник, чья машина. Сечешь, куда я клоню?

– Не совсем, – поежилась она, поставила стакан на стол. – Она каталась на машине художника за Анной. Потом ее мертвой нашел художник – хозяин машины.

– Не мертвой, убитой! – внесла существенное уточнение Настя и распахнула форточку на кухне, намереваясь закурить. – Она следила, ее убили. Кто? Почему? При чем тут машина художника? И как он смог ее найти? Искал место для работы, а нашел свою девушку. Странно…

– Про место для работы тоже из новостей? – прошептала Аллочка, внезапно осознав, что стремительно куда-то скатывается, в какую-то черную пропасть.

– Да. Был один репортаж. Только там было сказано как-то непонятно… – Настя щелкнула зажигалкой, затянулась. – Будто художник девушку убитую не знает. А как такое возможно, если она ездила на его машине? И за кем? За подполковником полиции! И что теперь нам делать, Аллусик?

– Что? – Ее шея все глубже уходила в плечи.

– Я тут подумала и решила, что ничего! Мы с тобой ничего не сможем сделать. В том смысле, что не сможем быть свидетелями.

– Почему?

– Тебе так хочется, чтобы твой любимый Геночка узнал о нашей слежке? – задохнулась дымом Настя и, понаблюдав, как подруга интенсивно машет головой, закончила. – Вот видишь, и тебе не хочется. А мне – тем более. Ты ночью пощаду вымолишь. А я что? Я попаду в его черный список. И я приняла решение, дорогая. За нас обеих решение приняла…

Дым стелился по кухне туманом. Настя дымила как паровоз. Это всегда случалось в минуты ее сильнейшего душевного волнения.

– Мы молчим, – выдала она, отправляя затушенный о раму окурок на улицу. – Ничего не видели, нигде не были. Поняла?

– Да.

Всплеск облегчения от принятого за нее другим человеком единственно разумного решения затопил весь совестливый душевный шепот.

– А мы не обязаны, так ведь? – не моргая смотрела она на подругу. – Мало ли кто за ней ездил? Может, это разработка такая, и это намеренно было сделано. Ею же! Она ведь такая… Такая коварная!

– Она профессионал, – поправила ее Настя с кривой ухмылкой. – И ревность – это пережиток, милая. И тебе давно пора успокоиться. Гену она выпроводила. Назад никогда не примет.

– Много ты знаешь! – вырвалось у нее тайное, мрачное.

– Такие женщины, как Анна Смирнова, не прощают предательства. А Гена твой ее предал.

– Нет. Он от нее просто устал, – тут же попыталась защитить любимого Алла.

– А потом от тебя устанет. И потом еще от кого-то. Это такая категория мужиков, малыш. Их мотает по жизни, как дерьмо по проруби…

– Прекрати! – прикрикнула на нее Алла, дико обидевшись и за Гену, и за себя заодно.

С какой стати ему от нее уставать? У них все идет отлично. Они полгода живут вместе и еще ни разу не повздорили. И она постепенно привыкает к его чудачествам и не ропщет. Хотя одно из них ей кажется особенно странным. Это когда Гена не позволяет убирать со стола чашку с его недопитым чаем или кофе.

– Пусть стоит. Допью, – строго смотрит он всякий раз, вставая из-за стола.

Она кивает, оставляет чашку, но не понимает зачем. Гена еще ни разу не допил остатки. Заглядывал в чашку, недовольно морщился и выплескивал все в раковину. Чудит? Да на здоровье! Ее это не раздражает.

Настя утащила ее из кухни в комнату. Вывалила на диван кучу барахла и принялась хвастаться, что через пару недель улетает с парнем на отдых.