Преступный человек (сборник)

Об известном уже нам маттоиде Демонсе (Demons) Нодье говорил, что «это совсем не мономан а настоящий флюгер и притом безумец, всегда готовый повторять каждую нелепость, достигшую его слуха, мечтатель, хамелеон, невольно меняющий цвета, смотря по тому, что его окружает». И действительно, в эпоху экономических затруднений Италии проекты исправления финансов появлялись дюжинами: кто предлагал ввести бумажные деньги, кто – отобрать имущество у евреев и духовенства, кто – сделать принудительный заем. Потом преобладающее значение получили социальные и религиозные вопросы (Пассананте, Лазаретти, Бозизио, Чианкеттини), а в последнее время выступил на сцену вопрос о проказе.

Некто Пари считает, например, источником этой болезни какие-то грибки, падающие с грязных потолков на съестные припасы крестьян и заражающие их. Убедиться в этом очень нетрудно: стоит только сделать фотографический снимок с какой-нибудь трещины внутри избы, рассмотреть этот снимок под микроскопом и тогда окажется (если опыт сделан правильно), что там гораздо больше грибков, чем в домах горожан, не страдающих проказой. Следовательно, на стенах крестьянских изб образуются целые гнезда грибков. Но каким же образом они производят проказу? Ничего не может быть проще: грибки заключают в себе особое вещество – фунгин, который загорается при 47 градусах (!). Поэтому, когда внешняя температура бывает 13°, а температура тела достигает 32° (!), оба количества теплоты соединяются и тело начинает гореть. Вот почему у зараженных проказой появляется воспаление от солнца!

Другой, бывший сержант Манц., предлагает лечить проказу мясом кроликов и потому рекомендует разведение их среди крестьян, забывая, что кролики требуют в день пищи 60 частей на 100 своего веса, а следовательно, если бы привести этот проект в исполнение, то крестьянам пришлось бы испытать бедствие чуть ли не худшее, чем сама проказа. Третий, Жем., измеряет уши прокаженных и на основании этих измерений трактует о болезнях кожи (лепидомирикринии). Четвертый, Бонф., находит причину болезни с первого же взгляда, без всякого анализа, в нечистотах, случайно замеченных им на улицах Феррары; затем по своему произволу определяет качество и количество пищи, употребляемой прокаженными, состоящей будто бы из 700 граммов маиса, и приходит к заключению, что эти несчастные гибнут вследствие хронического голода, нисколько не похожего, впрочем, на голод острый, так как, страдая первым, можно даже оставаться тучным. В конце концов он начинает считать проказу сходной с тифом, потому что некоторые дают ей это название, отрицает столбняк, перемежаемость припадков, гидроманию (припадок бреда, при котором больной бросается в воду), потому что все такие признаки проказы противоречат его теории, и развязно наполняет таким вздором не одну сотню страниц. Следует еще заметить, что почти у всех маттоидов – Бозизио, Чианкеттини, Пассананте, Манжионе, де Томази, Бонф., – убеждения, высказываемые ими в своих сочинениях, при всем их упрямстве и настойчивости, не отличаются страстностью и что насколько они бывают высокопарны и нелепы в письменной речи, настолько же в устной у них заметно благоразумие и осторожность. Ограничиваясь лишь односложными ответами на делаемые им возражения, они очень ловко умеют представить свои бредни как что-то действительно разумное, особенно перед несведущими людьми, но лишь только примутся излагать то же самое на бумаге – у них ничего не выходит, кроме скучнейшей ерунды.

Когда я спросил Бозизио, что ему за охота носить такую странную обувь, как сандалии, и ходить в самую жару с открытой головой, почти без одежды, он отвечал мне: «Я делаю это из подражания римлянам, с гигиенической целью и, кроме того, чтобы привлечь своим одеянием внимание публики к моим теориям. Разве она стала бы замечать меня, если бы я не был одет таким образом?»

Далее, характерное отличие маттоидов от преступников и от большинства сумасшедших составляет их умеренность в пище, доходящая иногда до чисто монастырского аскетизма. Так, Бозизио питался исключительно полентой без соли, Пассананте – одним хлебом, Лазаретти часто довольствовался только двумя картофелинами в день, Манжионе съедал на 13 сольдо чечевицы или рису и т. д.

Подобная умеренность объясняется, с одной стороны, тем удовлетворением, которое эти люди получают от сочинительства, так что они, подобно аскетам и великим мыслителям, забывают о еде, и с другой – ограниченностью их средств, так как свои скудные достатки они предпочитают тратить на пропаганду своих идей, а не на удовлетворение потребностей желудка; к тому же среди них встречаются люди безукоризненной честности и до крайности аккуратные, как, например, Чианкеттини, Бозизио, Манжионе. Некоторые из них, например, вели счет даже клочкам исписанной ими бумаги и составляли для такого расхода особые реестры.