— Весной тысяча восемьсот девяносто шестого года, — начал он, — подружились две дамы: госпожа Воропинская и госпожа Пиевцевич. Они были как бы созданы одна для другой. У одной были средства и никаких финансовых способностей, у другой, наоборот, громадная практическая сметка и никаких средств. Госпожа Воропинская, вообще, обладает способностью выискивать себе друзей и советников. Еще несколько лет тому назад она сблизилась с неким Ранушевичем. Господин этот тоже обладал громадными финансовыми способностями: за короткое время управления делами Воропинских он извлек из их имущества около восьмидесяти тысяч рублей чистого дохода для своего кармана. Прокуратура уже третий год изучает его финансовую систему и подводит его бухгалтерские статьи под статьи Уложения о наказаниях. Он, вероятно, и до сих пор заведовал бы делами Воропинской, если бы не зашел слишком далеко. Он пожелал засадить Воропинскую в сумасшедший дом и стал настаивать, чтобы она ехала с ним для этой цели в Ревель. Это путешествие Воропинской вовсе не улыбалось, и она стала изыскивать способы спастись от Ранушевича. Но как спастись? Обратиться к полиции, к прокурору, к адвокату — все это были такие хитрые соображения, что в голову Воропинской прийти не могли. Ее голова вырабатывала один проект — бежать, и в достоинствах этого проекта ее окончательно убедила ее новая подруга, госпожа Пиевцевич.
И вот в один прекрасный вечер все семейство, состоящее из детей и параличного мужа, под руководством госпожи Воропинской бежало с Измайловского проспекта на Малую Итальянскую улицу и укрылось в подвальной комнате, занимаемой госпожою Пиевцевич. Теснота была страшная, — легли спать кто на столе, кто под столом, — но зато в этот вечер семейство Воропинских вздохнуло спокойно. Госпожа Воропинская радовалась, что ей так ловко удалось перехитрить Ранушевича; дети были очарованы ласковым приемом новой тетушки, и лишь сам господин Воропинский ни о чем не думал, так как обязанность думать за него, по указу сиротского суда, была возложена на его опекуна.
Так, при участии госпожи Пиевцевич, совершилось «освобождение» Воропинских от ига Ранушевича.
И действительно, господин Ранушевич больше не появлялся, так как, обладая тонким чутьем, понял, что ему более делать нечего.
Госпожа Пиевцевич принялась устраивать новую совместную жизнь на дружеском принципе «что твое — то мое». Деятельность закипела по всем направлениям.
Прежде всего надо было внести внутреннюю организацию в семью. Найдя, что для господина Воропинского одного опекуна мало, она прибавила ему еще одного — в своем лице. Госпожа Воропинская по своим способностям тоже не далеко ушла от мужа, — поэтому над детьми ее, а равно и над имуществом была тоже назначена опека в лице той же госпожи Пиевцевич. От госпожи Воропинской, единственного лица, остававшегося формально правоспособным, госпожа Пиевцевич взяла на свое имя неограниченную доверенность, и, таким образом, бразды правления над всей семьей Воропинских оказались в руках госпожи Пиевцевич.
После этого госпожа Пиевцевич с особой любовью принялась за денежную часть.
После погрома Ранушевича оставались крохи, и их надо было спасти. Находя, что недобросовестно заниматься своим делом, когда на руках святое дело опекунское, госпожа Пиевцевич сняла свою акушерскую вывеску и отдала все свои досуги и силы имущественным делам Воропинских. Заботы госпожи Пиевцевич я могу сравнить с заботами доброго пастыря, который приютил у себя овец, потрепанных волком. Он ходит за ними, моет, чешет, кормит, и овцы, по природе существа кроткие и незлобивые, беззаветно вверяются хозяйской доброте. Но — увы! — как только у них отрастает надлежащей длины шерсть, — их стригут наголо и гонят со двора, утешая, что стриженую овцу сам Бог бережет.
Время первой стрижки наступило для семьи Воропинских ранней весной тысяча восемьсот девяносто седьмого года. Двадцать первого апреля получены от продажи их дома пятнадцать тысяч двести двадцать восемь рублей, а тридцатого апреля у госпожи Пиевцевич открывается в Волжско-Камском банке текущий вчет; восьмого мая поступают еще деньги Воропинских в размере шести тысяч семисот шестидесяти одного рубля, и немедленно же за этим текущий счет госпожи Пиевцевич увеличивается.
Всего было получено Воропинскими за две недели двадцать две тысячи рублей, а у госпожи Пиевцевич за это же время появилось на текущем счету восемнадцать тысяч рублей. Глядя на эти цифры, можно подумать, что стрижка была не совсем чистая и что четыре тысячи рублей остались у Воропинских. Но это предположение ошибочно. Из целой массы квитанций, записок, счетов банкирских контор и модных магазинов мы видим, что госпожа Пиевцевич, кроме восемнадцати тысяч рублей, внесенных ею в банк, покупала для себя выигрышные билеты и государственную ренту и, наконец, приобрела много вещей и нарядов. Таким образом, видим, что стрижка была безукоризненная и что из почтенной суммы двадцать две тысячи рублей Воропинская получила, как отмечено в ее записной книжке, подачку в восемьдесят шесть целковых…