И вот Сонька несколько лет подряд тревожила Россию своими кражами, похищала громадные суммы и была почти неуловима. Перед ней при каких-то таинственных обстоятельствах отворялись тюрьмы, арестантские, она чуть ли не делалась невидимкой, живя подолгу в городе, где ее усиленно искали; она совершала преступления, несмотря на то, что ее многие хорошо знали и даже были осведомлены о предстоящих операциях воровки. Это достаточно иллюстрирует тот факт, что когда она на Николаевской железной дороге украла у одного генерала наличными деньгами 200 000 рублей, превратив его в нищего, и в дело вмешались высокопоставленные лица, виновника, несмотря на строжайшее следствие, не удалось обнаружить. Положим, из этой суммы ей досталась всего половина, а остальные сто тысяч пошли на «покрытие следов преступления». В другой раз она украла 75 000 рублей с такими же последствиями.
Сонька не прочь была также пускаться на кражу из частных квартир, только, конечно, без совершения взлома. Она приходила по утрам в квартиры богатых людей и, если ее встречала прислуга, то она спрашивала барина, имя и фамилию которого всегда можно было прочесть на дверной дощечке. Сонька, одетая очень богато, никогда не возбуждала ни у кого подозрений. Когда прислуга уходила докладывать о: приходе гостьи или приглашала ее ждать, Сонька отворяла ящики комода и т. д., и похищала деньги и ценности. Однажды она украла чуть ли не на глазах прислуги драгоценностей на 28 000 рублей. Эта дерзкая кража наделала много шуму в городе; тогда полицеймейстер призвал одного полицейского чина, известного своими знакомствами с ворами и угодившего впоследствии за это в ссылку, и приказал ему, чтобы Сонька непременно была доставлена. Полицейский, скрепя сердце, повиновался и, отправившись к Соньке, заявил ей, что ничего не сделаешь — надо идти! Сонька вполне с ним согласилась, но перед тем, как позволила себя «арестовать», переоделась, выражаясь по-воровскому, «перетырилась»; она сбросила с себя шелк, бархат и драгоценности и нарядилась в платье своей кухарки. Когда ее в таком виде представили прислуге обворованной семьи, та, увидев вместо расфранченной дамы простую женщину, отказалась ее признать, и Сонька вследствие отсутствия улик была освобождена.
Неизвестно, долго ли так удачно вела бы свои дела эта воровка, если бы не роковая для нее связь с «Кочубчиком», обязанным этой кличке длинному вихору на лбу. Она увлеклась этим субъектом и, как видно, увлечение с ее стороны было очень серьезное. Сонька сильно поддалась его влиянию, и он всецело забрал ее в свои руки. Несмотря на то, что Кочубчик сам зарабатывал большие деньги, он все-таки отставал в этом отношении от Соньки. Кочубчик, подобно большинству своих собратьев, питал большую страсть к карточной игре и проигрывал. Сойдясь с Сонькой, он, пользуясь слабостью ее характера, начал бесцеремонно выманивать у нее деньги, которыми она снабжала его по первому требованию. С течением времени он почти перестал воровать и проживал на счет любовницы, которая выбивалась из сил, чтобы угодить своему милому, удовлетворить его требованиям, надеясь этим крепче привязать его к себе. В погоне за деньгами Сонька стала рисковать. Находясь благодаря таким обстоятельствам всегда в нервном напряжении, она перестала действовать с известной осторожностью и сделалась уже слишком алчной, что в конце концов и погубило ее. Для нее наступил период частых арестов, а вследствие этого и побегов; на ее громкие похождения начала обращать внимание высшая власть, о ней заговорили в публике.
Пока Сонька была только популярной среди преступного мира и людей, вошедших с ней в известную сделку, ей ничего не грозило, но скоро популярность Соньки перешла пределы преступного мира, проникла в полицию и сделалась известна публике. Воровкой стали заниматься газеты, а это повело к тому, что ее узнавали на улице, в вагоне, в театре. К тому же воровка сама благодаря своей женской натуре любила популярность, ей льстила известность, и она много сделала для увеличения этой славы себе же во вред. Постепенно благодаря частым неудачам, увеличившейся трудности «работы» Сонька начала терять «ветошной кураж», стала «пешить». Так началось ее падение.