Преступный мир. Очерки из быта профессиональных преступников

Коренное тюремное население обыкновенно называет себя «шпаною», подразумевая стадо барашков, «шпану», всех одного цвета, одинаковых и равных во всех отношениях. Автор не намерен знакомить читателя очень подробно с тюремной жизнью, так как такой труд не по силам ему и, кроме того, ей следовало бы посвятить целую книгу. Каковы бы ни были размеры этой книги, все-таки весь материал, даваемый тюрьмой для наблюдателя, не был бы исчерпан.

Арестанты большую часть дня, в особенности зимою, проводят в своих камерах. Кроме нар, стен и своих товарищей по камере, они ничего больше не видят. Все приедается до омерзения; отсутствие свежих впечатлений, какой-либо деятельности, необходимой при всякого рода борьбе за существование, заставляет арестантов, если можно так выразиться, искусственным путем создавать себе особую жизнь в тюрьме. Жизнь эта наделяет их какими-либо интересами, заставляет их проявлять те чувства, которые проявляют люди, живущие на свободе и предоставленные самим себе. Если свободный человек беден, т. е. не имеет удовлетворительного помещения, хлеба, платья и т. д., то он все-таки может стремиться к перемене своей участи, искать заработка, выпросить у кого-нибудь, но во всяком случае он знает, что у него всего этого нет. Другое дело арестанты. Им предоставлено помещение, тепло, платье, пища, а между тем, всякий, пользуясь этим всем, знает и чувствует, что он во всем этом нуждается. Каждый человек живет различно от другого, а тюрьма заставляет их жить одинаково. Будучи вынуждены, несмотря на полную антипатию к ней, применяться к этой жизни, они сходятся на одном пункте — на преступлениях. Дыша одним воздухом, питаясь одинаковой пищей, нося одинаковое платье, ведя одинаковый образ жизни, думая о свободе, мечтая о прошлом и страшась будущего, все эти люди, постепенно, наподобие супругов, влияя друг на друга в тесном общении, наконец делаются во многих отношениях похожими друг на друга, Они приобретают одинаковые взгляды на жизнь, один передает другому свои недостатки, каждый дополняет другого. Резкие различия между людьми сглаживаются, и таким образом является новое общество, имеющее собственную закваску, язык, т. е. жаргон. Среди членов такого общества устанавливается связь на всю жизнь, тюрьма на них всех кладет свой отпечаток.

Люди, вошедшие в тюрьму после случайно совершенного преступления, а не вследствие общей своей испорченности, и могущие после этого вполне осознавать свою вину, в тюрьме постепенно теряют это сознание. Многие чувства, как, например, стыд, который неизбежно должен проявляться в жизни среди честных людей, в тюрьме притупляются, они теряют свою остроту, тюремная школа приучает человека к сделкам с совестью, арестантская философия оставляет глубокий след в душе всякого человека; человек, склонный к нечестным поступкам, но все-таки борющийся и колеблющийся, попадая в тюрьму, сам закаляется. Все это, взятое вместе, главным образом создает профессиональных преступников, отдельный преступный мир.

В тюрьме при каждой камере имеется свой староста, который обязан блюсти интересы ее обитателей. Кроме того, над всеми камерами существует общий староста, с которым сносятся в случае нужды камерные старосты. Общий же староста входит уже в непосредственные сношения с тюремным начальством, и в такой постановке дела кроется одна из причин сравнительного порядка в тюрьме. С другой стороны, старосты несут известную ответственность перед тюремным начальством за происходящее в их камерах. Старосты выбираются самими арестантами общим голосом, и тогда все арестанты обязаны слушаться их, следовать их советам и т д. Избираются старосты из числа опытных, умных, обладающих сильными характерами, умеющих влиять на «шпану», разговаривать с ней, понимающих ее нужды. Таких арестанты называют в тюрьме «казаками» в отличие от «жиганов» — тюремного пролетариата, жалких нищих, безответных, униженных арестантами и унижающихся перед более сильными по натуре товарищами.