Пресвятая Дева Одиночества

Когда кто-то из нас начинает очередное дело, шеф выдает ему новый блокнот и заставляет заносить туда все собранные факты, все мало-мальски ценные сведения и соображения. Тем самым он, очевидно, хочет напомнить, что главное в нашей работе — размышлять, а не действовать очертя голову, подобно героям многочисленных телесериалов. Поскольку шеф — человек грубоватый и примитивный (чем и объясняется его потрясающая интуиция), то и блокнот он дарит самый простой, в клеточку, на пружинках, вроде тех, какими пользуются мои дети, поэтому если вы представили себе красивую обложку и ослепительно белую глянцевую бумагу, на которой карандаш выписывает вензеля похлеще фигуриста на льду, то вы ошиблись. С прошлого понедельника этот блокнот в клеточку был при мне днем и ночью, и вдруг я с удивлением обнаружила, что заполнила гораздо больше страниц, чем обычно. А обнаружила я это потому, что взяла блокнот с тумбочки с намерением записать туда эпиграф к роману Сантьяго Бланко:

Я, словно волчица,
от стаи сбежала
в горы. Я устала
от плоской равнины.
У меня есть сын, плод любви, незаконной
любви.
Я, словно волчица, брожу в одиночку, и стая
мне смешна. Все, что я добываю, —
мое, и никто мне не нужен, у меня работящие руки, и мозг пока служит.
Сын, а потом уже я, а потом — будь что будет.

Альфонсина Сторни[31].

Из сборника «Волнение роз»

Было уже четыре, а я добралась только до девяностой страницы, и вдруг меня словно толкнуло к телефону: я должна немедленно поговорить с Томасом Рохасом. Поскольку сегодня суббота, в офисе никого нет. Ладно, по крайней мере, не доставлю секретарше удовольствия ответить мне отказом. Я со злостью подумала, что секретарши всех важных особ одинаковы: они считают, что, отказывая, приобретают определенный статус, становятся более значительными. Дома трубку сняла Хеорхина и любезно сообщила, что ректор проводит выходные в Качагуа. Дозвонившись до побережья, я услышала голос Аны Марии Рохас: папа играет в теннис и будет примерно через час. Я попросила перезвонить мне.

Наконец через полтора часа на другом конце линии раздался взволнованный голос ректора:

— Роса! Это я… Какие-нибудь новости?

— Успокойтесь, пока нет, но мы на правильном пути. Мне нужна ваша помощь. Напрягите память и постарайтесь вспомнить, где и как вы познакомились с Кармен тогда, в 1983 году, в Мексике?

— Роса, вы с ума сошли! Я играл в теннис, вернулся усталый, собирался принять душ, мне передали вашу просьбу… Чего только не пришло мне в голову… Завтра я должен присутствовать на заседании Высшего совета, а тут вы со своими вопросами. Вы бы еще спросили, какой цвет предпочитала моя жена… Я думал, что-то срочное…

— Вы не понимаете, господин ректор, и я не могу объяснить вам всего по телефону, но это действительно срочно. Еще раз прошу, напрягите память и помогите мне: где вы впервые ее встретили?

— В баре, где-то в районе Койоакана. Меня привел туда один мой приятель, чилийский эмигрант, он нас и познакомил.

— Что делала Кармен, когда вы пришли в бар?

— Танцевала. Одна танцевала на столе, музыка гремела во всю мощь, а посетители— в основном там собираются люди искусства — ей хлопали. Не удивляйтесь, Роса, помните, я вам говорил, что она немного ненормальная…

— Вот-вот, ненормальная! Вам ведь именно так сказали, верно? Я имею в виду, в тот вечер?

— Странно, что вы меня об этом спрашиваете… Да, мой приятель, который нас познакомил, сказал именно так. А откуда вы знаете?

— От вашей дочери…

— Ну тогда понятно… Да, мне сказали, что она ненормальная, а я не мог отвести взгляд от ее ног, пока она танцевала… Нас было несколько мужчин, я это хорошо помню, мы стояли сзади, прислонившись к стене, бар был маленький, и не отрываясь смотрели на нее.

— А во что она была одета?

— Вы слишком многого от меня требуете.

— Не во что-то красное?

Он медлит, а дорогостоящие минуты бегут.

— Теперь, когда вы сказали… Да, в красное. Но я лучше запомнил ее ноги… У нее были чулки… как у балерин Тулуз-Лотрека, представляете?

— Ажурные, похожие на трико, из ромбиков?

— Да. Не знаю почему, но я не могу забыть эти чулки… А зачем вам такие подробности?

— Я потом объясню… И последний вопрос: что вы делали, когда она кончила танцевать?

— Я ушел с ней, но это, по-моему, уже не должно вас интересовать, Роса.

— Вы провели ночь вместе?

— Да, и если уж вас так интересуют подробности, мы занимались любовью. Еще вопросы будут?

— Да, самый последний. Она любила в то время какого-нибудь другого мужчину?

— Послушайте, мы провели вместе три дня и три ночи, и, хотя я был без ума от нее, она воспринимала это скорее как приключение, поэтому я ни о чем ее не расспрашивал. К тому же я был женат.

— С вами-то все ясно, а вот она?