Пресвитерианцы. Вторая армия

И принялся по новому передоговариваться с союзниками, которые так его подвели. Во-первых, в каждой провинции теперь устанавливался определенный налог в пользу Армии Старого Владыки. И платить его требовалось после сбора урожая (то есть, вот прямо сейчас!). Также каждая провинция передавала Южной армии по одному небольшому замку. И не только замок, но и землю, крестьян, необходимые для того, чтобы этот замок содержать. В каждый замок отправлялся символический гарнизон — буквально, полроты из конного полка Гото Ариты (но с правом добора до полной роты). В этих замках каждый полк Южной армии мог развернуть свой вербовочный пункт и безвозбранно нанимать людей для воинской службы.

Причем, генерал Ли подчеркивал, что всё это не распространяется на дом Симадзу. Замки в его провинциях не забирали, а от уплаты налога освободили на два года. И все прочие понимали: если возмутиться и не подчиниться воле Ли Чжонму, то клан Симадзу с радостью поддержит старого генерала со всеми своими силами.

Осень на Тиндэе выдалась на редкость «урожайная». В Дадзайфу шли караваны даров и налогов, приходили новобранцы. В Хакате и на Ноконошиме отливалось и ковалось новое оружие: сразу две партии бронзовых пушек, ружья во множестве. А позже стало известно и о новом оружии — пистолетах. Половина Ударной эскадры всё это время патрулировала пролив между Хонсю и Тиндэем и периодически обстреливала тамошние гавани. По счастью, новых попыток забросить самураев не было. Удивительно то, что сёгун Асикага даже не попытался вывезти тех, кому удалось переправиться. С другой стороны, и Сёни, при всём показном рвении, этот отряд истребить не смог. Мицусада лишь сообщил, что воины сёгуна, в количестве пяти-шести тысяч, разбиться не пожелали и ушли в провинцию Будзен, где, видимо, присоединились к Оучи.

С наступлением зимы, чтобы войско не застаивалось, а враг не расслаблялся, генерал Ли стал организовывать летучие отряды с одну-две тысячи человек (преимущественно, конных) из своих людей и отрядов союзников. У таких отрядов было не больше одной пушечной батареи, и задача у них была проста: захватить какой-нибудь одинокий замок на окраине владений Оучи или Отомо.

«Надо учить князей действовать согласованно, чтобы в следующий раз всё не вышло, как летом» — пояснял он цели таких походов. То, что походы совершались еще и ради грабежа, он не озвучивал.

А «следующий раз» обязательно должен состояться. Еще после заключения нового договора с сюго он объявил, что поход по «полному очищению Тиндэя» состоится, скорее всего, весной, «если не случится ничего внезапного».

— И в этом походе примут участие все! — добавил он грозно. — Горе будет тем, кто попробует отсидеться или покрыть себя позором бегства! Мы полностью освободим Тиндэй! Готовьте войска.

Это было очень хорошее время. После года с лишним непрерывных войн и сражений, владения Южного двора, наконец, получили чуть ли не полгода спокойной и сытой жизни. По крайней мере, в Дадзайфу она была именно спокойная и сытая. Сиятельный генерал Ли почти безвылазно находился на городской верфи, где пребывающие в недоумении корабелы строили странный, неправильный корабль. Они бы, возможно, даже отказались делать такую уродливую и несамостоятельную посудину, но… покуда всё, что предлагал делать Ли Чжонму, работало. И работало отлично!

В общем, все были рады этим месяцам тишины.

Кроме Гванука.

Спасший ему жизнь полковник Мочитомо Кикучи преисполнился дружеских чувств к адъютанту О и принялся зазывать его к себе в гости. Даже не подозревая, что этот самый адъютант каждый раз буквально умирает и воскресает при виде его жены.

«Что же ты делаешь со мной, Айдзомэ?» — стонал Гванук и прямиком от Кикучи шел к толстяку Даичи, просил дать ему новые стихи, чтобы найти, наконец, самые подходящие слова, которые могли бы выразить его чувства. О, стихи могли! Только они и могли…

Однажды он не выдержал и прочитал принцессе самое смелое пятистрочье, которое легко можно было назвать неприличным… Но ему требовалось выплеснуть накопившуюся сладостную боль. И что скрывать — накопившееся желание. Пусть услышит! Пусть обидится смертельно и велит ему убираться!

— Ах, сколько б ни смотрел на вишни лепестки

В горах, покрытых дымкою тумана, —

Не утомится взор!

И ты, как те цветы…

И любоваться я тобою не устану!

Прочитал и смолк, весь красный от стыда и ужаса от того, что только что произнес. Айдзомэ сидела у чайного столика. Уже на первой строчке страстной танки, она подняла руки и закрыла рукавами лицо… Гванук в страхе смотрел на укрывшуюся принцессу… а потом услышал негромкое:

— Новая любовь…

Сквозь шрамы от жизни

На нежной коже

Пробиваются робко

Разноцветные крылья.

Глава 25