Пресыщенность ядом

 Никогда не думал, что столкнусь с подобным, но Эрик и ещё десяток, как оказалось, псевдодрузей, включают заднюю. Когда у тебя нет бабок, ты почему-то сразу становишься лишним элементом в их координате дружбы.

Осознание этого добивает, и на деле оказывается, что остаться со мной готов лишь один человек, и этому человеку я почти сломал жизнь. Неужели после всего она готова быть рядом, а те, кого я сто раз выручал в нужный момент, испарились...

- Эль, - подхожу к ней, переминаясь с ноги на ногу.

- Что? Если опять будешь отправлять меня домой, я за себя не ручаюсь.

- Нужно искать ночёвку.

- Он отказал?

Киваю, сжимая её ладонь.

Мы возвращаемся, садясь за стол рядом друг с другом, я заворожённо смотрю в центр этого самого стола и никак не могу уловить один момент - телефон.

- Сука! – вскакиваю, оглядываясь.

Элька выпучивает глаза.

- Что случилось?

- Телефон. Оставил на столе...

- Украли телефон? Боже, Доронин, ты как вообще до стольких лет дожил?

- Не ходил по таким забегаловкам, - упираюсь локтями в стол, а пальцами в виски.

- И зря, сейчас бы знал, что телефон стоит убирать в карман. Ладно, давай думать, где будем ночевать, а лучше жить.

- Давай…

 Первую неделю я ещё как-то старался делать вид, что всё хорошо, а по прошествии второй недели в съёмных апартаментах общей площадью с мою ванную в отцовском доме оптимизм свалился к нулевой отметке, и даже ниже. Но вот моя любимая Разумовская, наоборот, кипела бурной деятельностью, кажется, ей доставлял удовольствие процесс моего экономического краха. И честно, за это я ценил её ещё больше, за то, что ей плевать на бабки.

Только вот её турвиза всего на полгода, а я отчётливо чувствую, что с моими потугами в зарабатывании денег, чтобы вернуться домой, должно пройти куда больше времени.

Работа дурацкого помощника официанта в дурацком ресторане - это лишь вершина этого апокалипсиса, мои привычки и несдержанность играют со мной самую злейшую шутку, потому что в самом первом месте я задержался ровно на два часа, нахамил клиенту, и был выкинут на улицу. Сегодняшний день не исключение, третье увольнение.

Заходя домой, я чувствовал себя бесполезным, и это лишь малая доля моих невзгод. Говорить об очередном провале Эле не просто стыдно, это подобно линчеванию. Я знаю, что она будет поддерживать, но, если представить себя на ее месте, вряд ли бы я думал о себе хорошо.

- Я приготовила ужин.

- Эль, я хотел сказать…

Прижимаюсь щекой к углу открытой двери.

- Уволили?

Киваю и, кинув на стол кофту, сажусь на собранный диван, который ночью превращается в кровать под действием парочки манипуляций.

- Знаешь, я тут думала, ты же работал в клубе…

- Я им владел.

- Точно, - щёлкает пальцами, доставая что-то из духовки, - так вот, может, стоит поискать вакансию в этой сфере?

- Опять официантом?

- Ну на охранника ты не смахиваешь.

- А официант - это моё?

- Пока да! – с нотками раздражения. - Подбери сопли, Доронин, тебе не пять лет.

Глава 23

Боже, наверное, сейчас мне хочется прибить его гораздо чаще, наша жизнь кардинально поменялась, и, честно, она мне нравится, такая жизнь мне куда более понятна, хотя Даня чувствует себя не в своей тарелке. Мы не голодаем, у нас есть дом, пусть и маленький, у нас есть мы, и это главное.

Хотя чем больше времени проходит, тем мрачнее становится мой дорогой мужчина, работа - явно не его, но всему приходится учиться. Я тоже стараюсь, я плохо говорю по-английски, потому что всю жизнь учила немецкий, а в универе ещё и французский, это странный выбор в связи с тем, что английский сейчас ходовой язык. Чем я думала? Сущая глупость… но я рада, что меня хотя бы взяли мыть посуду.

Но наступил очередной вечер, с которым пришли очередные разочарования.

Иногда ловлю себя на мысли, что роль мужчины у нас выполняю я, как, оказывается, просто быть властным и крутым, когда в карманах полно денег. А вот когда они исчезают, дело принимает загадочный оборот.

Мы ужинаем в тишине, и мне даже страшно спрашивать, каков исход его первого рабочего дня в клубе, он всё же устроился туда на работу, кем, правда, не сказал. А сейчас сидит и смотрит в тарелку, но я точно знаю, еду, лежащую на ней, он не видит.

- Может, что-нибудь расскажешь?

- Меня взяли помощником арт-директора. Я рассказал ему парочку задумок, думаю, ему понравилось.

- Серьёзно? Я спрашивать боялась. Думала, опять…

- Знаешь, за этот месяц я многое понял, то, насколько был слеп. Никогда даже не задумывался, как живут другие. Точнее, не так, задумывался, но не представлял, всё это было где-то за гранью. Я у тебя жил, ел, но даже так ни черта не понял…

- Но сейчас же ты всё осознал, и это хорошо.

- Меня вынудили это понять, создали «комфортные» для этого условия. Спасибо, что ты осталась, я тебя выгонял, но даже не представляю, что бы делал без тебя.

- Я знала, что тебя нельзя оставлять одного. Ты же сам себя сожрёшь. За всей твоей маской… в общем, ты не такой, каким хочешь казаться. Вся эта ситуация, которая с нами произошла, дала мне многое понять. Звучит кощунственно, но, может быть, так было нужно для нас обоих?