Претендент

- Насколько мне известно, нет. — Элис вытерла руки о полотенце и повернулась к матери. — Я хочу тебе кое-что сказать, но прошу, чтобы это осталось между нами. Если у нас с Ником срастётся, никто не станет задавать вопросов, если же нет, пусть всё останется как прежде. — Пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем продолжить. — В общем, Ник отец Лукаса.

Мать замерла над тестом и только через секунд пять повернула к Элис поражённое лицо.

- Ну-ка, повтори.

- Ник — отец Лукаса. Такова правда.

- И ты так просто об этом говоришь? — Голос сеньоры Софии сам по себе стал на октаву выше.

- Ты удивишься ещё больше, когда я скажу, что сама недавно об этом узнала.

Не отрывая от неё изумлённого взгляда, мать тяжело опустилась на ближайший стул.

— Хорошенькое дело! Ты что, делала искусственное оплодотворение? Но зачем, дочка?

- Мам, успокойся. Всё происходило вполне традиционно. Просто тогда я не знала, что Ник — это Ник.

- Час от часу не легче. Ты что, ходила в один из этих клубов, где все друг с другом спят?

У Элис округлились глаза.

- Ты-то откуда об этом знаешь?

- Алессия, отвечай! — рявкнула мать.

- Нет, никуда я не ходила. Хотя, суть ты поняла правильно. Случайный секс со случайным парнем, который случайно оказался другом Мэтта Крайтона.

- А если бы он оказался извращенцем? Или проходимцем? Или, не дай бог, заразил тебя чем-нибудь?

Мать озвучивала все страхи, мучавшие Элис во время беременности, и, слава богу, что тогда она прошла через это одна. Подобного осуждения в то время и так находящаяся на грани нервного срыва девушка не выдержала бы.

Сейчас же она смогла ответить совершенно спокойно.

- Как видишь, мне повезло. Ник не проходимец, мы с Лукасом здоровы, но за остальное оправдываться не стану.

Качая головой, мать морозила её взглядом. Казалось, большего разочарования в её жизни никогда не было. Даже когда дочь пришла сообщить о беременности.

- И что вы намерены делать? Сам парень-то знает о Лукасе? — Мать волновалась. Она даже изменила своей привычке называть её сына на итальянский манер Лукой.

- Знает. Я же сказала: мы вроде как начали встречаться.

- В наше время люди сначала знакомились, а потом у них появлялись дети. У вас, молодых, наоборот.

- Прости, что разочаровала, мам.

- Ты разочаруешь меня ещё больше, если упустишь этого парня.

- Можешь делать это сразу. В первую очередь я думаю о Лукасе, а уже после о том, как бы кого не упустить.

- Вот и подумай ещё раз. Мальчику нужен отец. Какой бы он ни был.

- Такой, о котором ты говоришь, не нужен ни одному ребёнку. Тем более, моему сыну.

- Алессия! Я заставлю Эдди поговорить с этим Николасом, и ты…

- Мама, ты себя слышишь?! — вскричала Элис. — Мне тридцать лет, и, возможно, я в первый раз в жизни решила чем-то с тобой поделиться. С тобой! Ни с отцом и ни с Эдди. И ни с кем из родственников. С тобой! Я не прошу совета. Не прошу о помощи. Я говорю тебе то, о чём практически никто не знает. Если ты хочешь нести это дальше или чему-то учить меня, то забудь. Считай, что я соврала. Для той, кто не оправдал твоих надежд не велика беда оказаться ещё большей дурой.

Слёзы жгли глаза. Элис долго их сдерживала, но под конец не выдержала — отвернулась, чтобы вытереть. Никогда раньше она не позволяла себе подобную слабость в присутствии матери, не собиралась делать это и сейчас.

Близости между ними никогда не было — той традиционной, что присутствует у матери с дочерью, но на каком отрезке времени они отдалились друг от друга настолько, чтобы стать чужими, — кто теперь вспомнит! И даже не появление Лукаса стал тому виной. Всё произошло гораздо раньше, пожалуй, ещё во времена её учёбы в колледже. Чем больше Элис приобретала независимости, чем больше узнавала, чем больше решений принимала в одиночку, тем чаще видела в глазах матери непонимание и даже осуждение. И всё же то, что родители позволили ей заниматься любимым делом, значило гораздо больше тёплых объятий или задушевных бесед. Но как же их порой не хватало!

Вот и сейчас мать могла обнять её со спины, чтобы просто успокоить, но этого не произошло. Тишина с другого угла кухни вскоре сменилась равномерными ударами: скалка вновь начала опускаться на тесто, равномерно раскачивая обеденный стол, который часто использовался как разделочный.

Ничего не изменилось между ними, и всё же надежда, что мать её услышала, была. Всё же усложнять ей жизнь она вряд ли станет, тем более, если есть вероятность, что это может отразиться на Лукасе. Всё же мальчиков сеньора София всегда любила больше.

У Элис болело сердце. Обижать родителей отказом остаться на обед не хотелось, но и находиться под полным упрёка взглядом матери больше не представлялось возможным. В конце концов, она уже и так исчерпала дневной лимит снисхождения к чужим нуждам. Жаль только, что к чужим теперь помимо родной матери она вынуждена отнести и человека, в которого начала влюбляться.

Словно услышав её мысли, в кармане ожил телефон. Увидев на экране имя звонящего, Элис замерла и не сразу нашла силы провести дрожащим пальцем по экрану.

- Привет, Элли.