Претендентка на русский престол

Не просто, ох как не просто оказалось прийти в себя после того, что довелось им испытать! Совсем плохи были они с Августою, когда граф Петр Федорович привез их в гостиницу «Святой Франциск» и сдал с рук на руки почти помешавшейся от беспокойства Яганне Стефановне. Впрочем, ей пришлось быстренько очухаться. Деваться некуда, надобно выхаживать обеих девушек. Августа разве что в падучей не билась. Лиза думала, ее всего лишь воспоминания о пережитом ужасе мают. Однако невзначай услыхала ее с графом Петром Федоровичем разговор и поняла, что страх для такой души – пустое дело и забота из последних!

Голосом, сухим и дрожащим, словно в жарком бреду, Августа твердила:

– Да что же это, граф? Меня ведь убить могли, концы в воду, и никто, никто, даже вы, не узнали бы, где я и что со мною. И ей (как-то странно слово сие произнесено было, как-то особенно), и ей неведомо осталось бы, где я смертный час встретила. Скажите же, ради Христа, нужна ли я ей вовсе, коли безвестию и тайным мукам обречена? Виден ли конец схимы моей? Полно! Так ли все, как вы мне сказываете? Не чужие ли мы с ней, коли сердце ее не изболелось в разлуке? Сколько уж лет, вы подумайте…

Голос ее оборвался. И словно игла вонзилась в сердце Лизино: так вот оно как, стало быть, и Августа сама себя жалеет, ибо некому больше… Но тотчас и сие заблуждение развеялось.

– Да вы сами знаете, что напраслину на нее возводите, ваше сиятельство, – укоряюще отозвался граф, так же, как и Августа, обозначая слово сие.

– Напраслину? – взвилась княгиня. – Уж поверьте мне, друг мой: не девочка я, что на ручки просится. И прежде ласк ее не знавала. Что ж в мои-то лета по ним томиться?.. И скитания потому лишь докучны стали, что время уходит… Время теряю, вот что обидно! И… себя! Ежели ворочусь, так ведь чужестранкою закоренелою – чужеземною бродяжкою. Что люди подумают? Что они скажут? Будет ли вера мне? Или останусь в веках самозванкою?..

– Что велите делать, княгиня? – устало произнес Петр Федорович, и Лиза поняла, что разговор сей уже не впервой случается и напрочь неведомо мудрому графу, как быть-то…

– Послать в Россию, – после малой заминки выпалила Августа, и краски жизни вновь заиграли в ее голосе. – Послать в Санкт-Петербург гонца, чтобы с нею побеседовал, чтоб спросил, какую участь мне готовит? Ту ли, для какой я назначена по праву рождения, или верны слухи: мол, она пруссаку – племяшке своему – наследие дедовское пророчит?! Пошлите Дитцеля! От Дитцеля у ней секретов и прежде не было, и теперь не будет.

– Воля ваша, – согласился Петр Федорович, а днем позже Лиза услышала, как он молвил Яганне Стефановне:

– Ее сиятельство – одна из тех редкостных натур, благородных и романтических, которые радуются или скорбят из-за того, что о них подумает потомство!..

Вот тут и догадаться бы Лизе, кто такая эта княгиня Августа, тут и ужаснуться, одуматься, сойти с дороги ее… да где! Разве знала она хоть что-то, разве понимала, разве могла угадать? Так и осталась пожимать плечами в своем неведении.

Ну а как задумала Августа, так и сделалось. Герp Дитцель, ни словом не поперечившись, отбыл в дальний путь незамедлительно.

Итак, тяжко болели духовно Августа с Лизою, но пришел наконец день отбытия из гостеприимного «Святого Франциска». Вещи были упакованы и снесены вниз, девушки готовились сойти к наемной карете, где уже почтительно ожидали хозяин с хозяйкою, как вдруг в дверь кто-то робко постучал.

Открыли. На пороге стоял Гаэтано.

– Милостивые синьоры! – возопил он с порога. – Молю вас, не погубите! Возьмите меня с собою, не то кровь моя падет на ваши головы!

– Что сие значит, голубчик? – спросила Августа с ласковой насмешливостью.

– Синьоры, как только вы уедете, меня настигнет месть за то, что я спасал ваши жизни! – прошептал он, со свойственной всем итальянцам впечатлительностью невольно перенося на себя все почетное бремя, и Лиза только головой покачала, вообразив, как же описывал он приключение в остерии. Теперь понятно, почему здешние девчонки все как одна головы потеряли!

Но Августа уже перестала усмехаться:

– Месть настигнет? С чего ты взял?

– Я только что видел в лесу одного из тех, кто был тем вечером в остерии. Тогда ему удалось удрать от меня, сейчас он не струсил, а начал меня выслеживать. Кое-как я скрылся, но им не составит никакого труда найти меня и расправиться со мною!

Августа передернула плечами с невольным презрением:

– Сколько тебе лет, Гаэтано? Уж никак не меньше двадцати, верно?

Тот задумчиво кивнул, словно не был в том уверен.

– А хнычешь, как дитя малое: ах, меня побьют, ох, меня обидят! Разве не мужчина ты? Разве силы нет в руках твоих, чтоб отбиться? Разве нет друзей и родни, чтобы стать за тебя?!

Краска бросилась в лицо Гаэтано. Он опустил глаза и заговорил не сразу, с трудом: