Претендентка на русский престол

Страшное напряжение поселилось на вилле Роза. Это постоянное ожидание, казалось Лизе, способно свести с ума кого угодно, даже самого стойкого из них – Фальконе.

Как-то раз они сидели вдвоем на солнечном пригреве, наслаждаясь ароматом разогретой земли и кипарисов, источающих смолку. Незначительный разговор сам собою иссяк. Лизе почудилось, что Фальконе уснул; она молчала, не желая тревожить его, и сама незаметно впала в дрему. Вдруг Фальконе резко вскочил. Лицо его было искажено гримасой отвращения; испуганно проследив его взгляд, она увидела, что по каменной стене, увитой плющом, совсем близко от них проползла змея.

Фальконе покачал головою. Лицо его было мрачно.

– Так всегда, – промолвил он, оборачиваясь к Лизе и отвечая на ее невысказанный вопрос. – Всегда где-то рядом таится опасность. Она близко и сейчас, я чую ее приближение. И кто знает, минует она нас сегодня или ужалит?..

Что-то знакомое было во всем этом, и Лиза целый день ходила под впечатлением ужасной сцены, пока не вспомнила: нечто подобное привиделось ей, когда она застала Фальконе в объятиях Чекины!

Что это было? Предчувствие? Прозрение? Или просто тоска смятенной души?..

Одно ясно: Италия стала для них опасна. И, как ни печально будет покидать сей цветущий рай, лучше сделать это побыстрее.

Но ожидание необходимых бумаг все затягивалось и затягивалось.

Наконец Яганна Стефановна и Лиза, которые не могли без боли наблюдать молчаливые страдания Августы, взбунтовались. Их поддержал Фальконе, считавший, что сердечное нетерпение и затворничество сведут молодую княгиню в могилу еще прежде, чем она доберется до желанной России, а потому надобно хоть ненадолго выезжать, хоть как-то развлекаться. Разумеется, под его присмотром и неусыпною охраною.

* * *

Наступило 19 марта, День святого Иосифа, покровителя всех пекарей. Синьора Дито, дядюшка которой был владельцем преуспевающей пекарни в самом центре Рима, забегая проведать бедную фрау Шмидт задолго до сего дня, вся так и пылала в радостном предвкушении торжества, которое всегда было необычайно красочно и обещало быть таковым и нынче.

Фальконе предложил Августе непременно побывать на празднестве; и та скрепя сердце согласилась, но после того лишь, как он с улыбкою намекнул, что будущей государыне следует знать обычаи народные не только своей страны.

Слова его неожиданным образом вернули румянец поблекшим щекам Августы и блеск ее угасшим глазам. Она ласково улыбнулась, протягивая Фальконе руку для поцелуя.

– Если б вы знали, граф, сколь много значат для меня ваши слова!

И Лиза, стоявшая рядом, с изумлением увидела, как тонкие пальцы Августы скользнули по щеке Фальконе в мимолетной ласке…

Выехали тотчас после полудня, и сразу стало ясно, что сегодняшний день – праздник для великого множества людей. Еще с вечера здания были разукрашены огромными картинами, намалеванными на холсте: души в огне чистилища, адские котлы с кипящею смолою. Итальянские пекари считают, что в их ремесле многое связано с огнем, а значит, и с пеклом.

На улицах тут и там, куда ни глянь, гремели сковороды, полыхало пламя в наспех сложенных очагах. Народу было множество, и, едва добравшись в calessino до площади Святого Петра, по просьбе оживившейся Августы оставили коляску на попечение какого-то услужливого мальчишки, а сами пошли пешком.

Из толпы их окликнула Агата, которую сопровождал важный синьор Дито, приложившийся к руке княгини с таким видом, будто удостоился чести поцеловать туфлю святейшего папы римского.

Праздник шел своим чередом.

В самодельном очаге наконец разгорелся огонь. Один подмастерье тут же замешивал тесто; другой придавал ему форму, вытягивал, лепил из него кренделя и бросал в кипящий жир, шкворчавший на огромной сковородке. Эти двое были нарочно перемазаны сажею и олицетворяли собою слуг ада, чертей: ведь итальянские пекари считают, что в их профессии многое связано с огнем, а значит, и с пеклом. Еще два парня одеты в белоснежные передники; сверкающие чистотой колпаки нахлобучены поверх белых париков; они изображали ангелов. Один доставал горячие, с пылу с жару, кренделя, пончики и нанизывал на небольшой вертел, который второй ангел тут же предлагал зрителям.

Августа, по всему видно, была счастлива. Она пробилась сквозь толпу вплотную к пекарям и тоже получила благоухающий крендель, такой румяный и обжигающий, что ей пришлось перебрасывать его с ладони на ладонь, пока не остынет. Фальконе стоял рядом, глядя на нее преданным, обожающим взором; Лиза, которая замешкалась в толпе, остановилась, не сводя с них растроганных глаз.

Странный был какой-то день нынче – так брал за сердце, что слезы то и дело подкатывались к горлу. Или это весна растопила измученное сердце? Свет и тень, движение и покой беспрестанно сменялись на римских улицах, как оттенки настроения, оттенки жизни. Ветер дул из-за Тибра; и запах возделанных полей смешивался с влажностью древних каменных стен, а шум работ в садах и на виноградниках – с шумом улиц.