Претерпевшие до конца. Том 1

– В том-то и дело, – произнёс он с горечью. – В том-то и дело, Родион Николаевич, что теперешняя жизнь Церкви требует от человека высокодуховного отношения к себе. Нельзя полагаться на официальных пастырей, нельзя формально применять каноны к решению выдвигаемых церковной жизнью вопросов, вообще нельзя ограничиваться правовым отношением к делу, а необходимо иметь духовное чувство, которое указывало бы путь Христов среди множества троп, протоптанных дивьими зверями в овечьей одежде. Жизнь поставила вопросы, которые правильно, церковно правильно, возможно разрешить только перешагивая через обычай, форму, правило и руководствуясь чувствами, обученными в распознавании добра и зла. Иначе легко осквернить святыню души своей и начать сжигание совести²⁹ чрез примирение, по правилам, с ложью и нечистью, вносимыми в ограду Церкви самими епископами. На «законном» основании можно принять и антихриста…

Родион слушал с недоумением, плохо понимая, что имеет ввиду владыка. А тот, взволнованный, сосредоточенный, сомкнул руки, словно молясь, и выговаривал дальше:

– Поймите, Церковь состоит из людей. А все люди, даже самые мудрые, самые духовно светлые сотканы из плоти и крови и не лишены человеческих страстей. Мы знаем, как искусен враг. Знаем, что он не остановится ни перед чем. Можно ли тогда иметь уверенность, что он не соблазнит и пастырей? Об этом много писано нашими святителями, которых мы так недостаточно знаем, так неглубоко постигаем… Может так случиться, что скоро мы окажемся среди океана нечестия малым островком. Помните, как постепенно подкрадывалось и быстро совершилось падение Самодержавия и изменился лик русской государственности? Таким же образом происходит и может быстро совершиться реформационно-революционный процесс в нашей Церкви, которая, как вы правильно заметили, осталась сегодня единственной силой, способной влиять на народ. Не думаете же вы, что они этого не понимают? И не сделают всё, чтобы этого не допустить? Картина церковных отношений может вдруг видоизмениться, как в калейдоскопе. Обновленцы могут вдруг всплыть, как правящая в России «церковная партия», причем противников у нее может оказаться очень немного, если открытые обновленцы и скрытые предатели поладят между собою и совместно натянут на себя личину каноничности. Конечно, можно гадать и иначе, но, во всяком случае, истинным чадам Вселенской Христовой Церкви надлежит бодрствовать и стоять с горящими светильниками.

Владыка Иларион поднялся, осенил Аскольдова архиерейским благословением:

– Считайте, что это моё вам напутствие.

– Спасибо, что не говорите, будто моя идея невозможна, – Родион поцеловал руку святителя.

– А вы уже делились ею с кем-то?

– Один человек есть…

– Имени не спрашиваю. Богу всё возможно, Родион Николаевич. Молитесь и дерзайте. И будет вам по вере вашей. А я помолюсь о вас.

Простившись с владыкой, Аскольдов побрёл в свой барак, чувствуя необходимость выспаться после ночных приключений. По дороге ему встретился вдребезги пьяный Сухов в распахнутой куртке, с бессмысленно блуждающими глазами.

– О! – воскликнул он, увидев Родиона. – Здорово, брат… Или как вас? Господин полковник? А знаете ли вы, господин полковник, что я вашего брата в куски изрубил? В восемнадцатом… Отцеубийца я после этого, вот кто! То ж наш полковник был! Настоящий служака, как отец всем нам, веришь? – Сухов качнулся, опёрся ладонью о плечо Родиона, дыхнул перегаром. – Как отец… А я его – в куски! Предложил ему сперва, сволочи, как человеку, сдаться… А он на глотку брать, мать его… В грех ввёл… Изрубил отца… А ты меня нынче, полковник, от смерти спас… Да с попами-то! Чьего боженьку я расстрелял… Эйхманс, сволочь, не мог все кресты убрать, чтоб не блазнило… Чтоб в грех не вводили… А что если он всё-таки есть, полковник, а? Хрис-тос? У нас в полку поп был, причащал нас всякий праздник… Я его плоть и кровь жрал! А потом изблевал, выходит дело… Скажи мне, полковник, по правде, на кой чёрт ты меня спас? Думаешь, я тебе паёк прибавлю за это? Так шиш! Ни крошки лишней не получишь!

– Боюсь, вы всё равно не поймёте, – устало ответил Родион. – А паёк съешьте сами, я на него не претендую.

Он кое-как разминулся с Суховым, продолжавшим бормотать что-то бессвязное, и, дойдя до своего барака, плюхнулся на койку. В голове пульсировала одна единственная мысль: бежать! Бежать! Прочь из соловецкого ада! А если ад и за его пределами, если ад – вся Совдепия, то через границу, благо до Финляндии отсюда подать рукой. А там уже решать, куда дальше… Бежать… Не откладывая в долгий ящик… Пока ещё не измытарены силы… Пока тифозная вошь не свела в могилу… Пока… Только бы нескольких единомышленников найти, да не ошибиться в выборе, не вверить тайну стукачу. Но да Бог не выдаст! Вот, потеплеет маленько, и тогда – прочь. Здешнюю гнилую зиму пусть другие встречают и дерутся за место под единственной на весь барак лампой, забывая солнечный свет. А Родион будет уже в других краях. Хоть бы даже и на небе… Лучше погибнуть вольным человеком, чем доходить – рабом…

Глава 4. Встреча