Промоина загибалась вправо, после чего расходилась, открывая широкий простор впереди. А там, через пару сотен шагов, поблескивала на солнце поверхность воды, текущей к Риму. Там, на берегу, стояло несколько столов, сдвинутых вместе и покрытых огромным красным полотнищем. На нём стоял гигантский торт, искусно сложенный в форме плотины, которую они только что лицезрели. Позади столов ждали наготове тридцать или даже сорок помощников Аполлодора. При приближении императора все они низко склонили головы.
Клавдий довольно улыбнулся. Подошёл к столу и обозрел торт:
– Превосходно! Великолепно! Полагаю, на вкус он так же хорош, как и на вид, а?
– Должен быть, государь. Лучшие кондитеры обшарили весь Рим в поисках ингредиентов для этого творения.
– Выглядит весьма аппетитно. Я хочу первым его попробовать, хорошо?
– Конечно, государь. – Аполлодор щёлкнул пальцами, и один из рабов бросился вперёд с ложкой для императора. Клавдий помедлил секунду, потом вонзил ложку в синее желе позади кондитерской плотины. Затем обернулся к свите:
– Трибун Бурр, давай сюда одного из своих людей. – Клавдий обернулся к Аполлодору: – Никаких обид, молодой человек. Я просто забочусь о собственной безопасности.
– Я понимаю, император.
Бурр повернулся в седле, собираясь отдать приказ кому-то из шестой когорты, но, прежде чем он успел вымолвить хоть слово, из рядов выступил Тигеллин:
– Я готов, государь!
Бурр открыл было рот, потом пожал плечами и кивнул. Катон почувствовал, как у него напряглись все мышцы, когда центурион прошёл вперёд, миновав двух германцев-телохранителей. Он остановился на небольшом расстоянии от императора, возникла короткая пауза, потом Клавдий поднёс ложку с желе ко рту Тигеллина. Тот наклонился вперёд и проглотил предложенное. Его челюсти некоторое время двигались, потом он проглотил. Возникла новая пауза, прежде чем Клавдий вопросительно поднял брови:
– Ну?
– Потрясающий вкус, мой господин!
– Ничего вредного?
– Ничего, господин.
– Очень хорошо. – Клавдий махнул рукой, отпуская Тигеллина, и тот отошёл назад, снова пройдя сквозь кордон германцев. Катон перевёл дыхание и чуть расслабился.
– Мы отведаем этого чудного торта, а затем будем возвращаться в Р-р-рим, – объявил император. – Трибун, можете приказать своим людям разойтись, пока я ем.
– Преторианцы! – рявкнул Бурр. – Разойдись!
Гвардейцы, посаженные на половинные рационы, с завистью поглядывали в сторону императора, отойдя от него на небольшое расстояние. Клавдий и его свита занялись тортом, негромко переговариваясь. Катон с улыбкой заметил, что Нарцисс предпринимает все усилия, чтобы протиснуться между своим хозяином и главным инженером, что он с обычной и привычной подобострастностью отвечает императору, но ледяным и хмурым взглядом встречает любые слова Аполлодора.
Макрон, едва не облизываясь, смотрел на торт.
– Я бы не прочь сожрать кусочек, – заметил он.
– Слишком жирный на вид, – отмахнулся от него Катон. – Несварение желудка заработаешь.
– Ничего, это я переживу. – Макрон наконец оторвал взгляд от торта и поглядел на друга. – Я тут заволновался было, когда наш приятель Тигеллин вызвался пробовать еду для императора.
– Я тоже. Кажется, я был прав. В чём бы ни состоял их план, он не включает в себя самоубийство исполнителя.
– Если не считать возможного заворота у него кишок. – Макрон повернулся в сторону центуриона. Тигеллин отошёл от столов и, расстегнув ремешок под челюстью, снял свой шлем. Вытер лоб и начал расстёгивать пряжки панциря. Потом оглянулся на промоину, и на его лице появилось напряжённое выражение. Опустив панцирь на землю, Тигеллин потянулся, задрав руки вверх.
Макрон перевёл взгляд на небольшую группу сановников, столпившихся вокруг торта и алчно поглощавших его остатки. У него громко забурчало в животе, так что даже Катон услышал, и они обменялись понимающими улыбками. Префект открыл было рот, желая прокомментировать случившееся, но тут в отдалении раздался глухой удар, и всё вокруг задрожало. Все повернулись в сторону, откуда донёсся этот звук. Секунду спустя послышался ещё один удар, за которым последовала оглушительная какофония иных звуков – треск ломающегося дерева и падающих камней. После чего раздался рёв и грохот, стремительно нарастающий и заполняющий всё вокруг. В верхней части промоины, ближе к озеру, возник мощный ветер, тут же резко усилившийся.
– Это ещё что такое?! – буркнул Макрон, оборачиваясь на шум.
Катон мгновенно понял, что это за звук, и от ужаса у него болезненно сжался желудок. Он поглядел на императора – тот пялился в сторону плотины и промоины, по-прежнему сжимая в руке ложку и держа её на полпути ко рту. Катон тоже повернулся в ту сторону и увидел огромную тёмную массу воды, сверкающую и пенящуюся – она вырвалась из-за изгиба промоины, сметая на своём пути редкие деревья, цеплявшиеся за склоны, волоча булыжники и смывая земляные насыпи, таща всё это в потоке. Огромная масса воды, что ранее удерживалась последней плотиной, с жутким рёвом и грохотом вырвалась из промоины и устремилась прямо на свиту императора и его эскорт.