Ни много, ни мало, в ближайшие годы они планировали подгрести под себя весь европейский рынок пассажирских авиаперевозок, пустив на воздушные линии десятки, а то и сотни модернизированных У-3, равных которым до сих пор не имелось ни у кого. Для чего требовалось согласовать с союзниками, как повсеместное открытие международных аэропортов, так и раздел сфер влияния в этой отрасли экономики. Но даже это было не все. Построенные их стараниями два автомобильных завода обладали годовой производительностью в 25000 автомобилей каждый. Естественно, при работе в 2 смены. И всей этой полусотне тысяч машин требовался платежеспособный рынок сбыта, выступить которыми могли лишь страны Старого света. Причем влезть с такого рода товаром в ту же Францию или же Великобританию, не представлялось возможным в принципе. О честной конкуренции на их территориях нечего было даже мечтать. Зато все остальные европейские государства вполне себе подлежали дележке. Как ни крути, а один из этих автомобильных заводов являлся казенным, и загрузить его работой виделось отнюдь немаловажным делом в условиях постоянного дефицита бюджета. Потому идея полностью запретить автомобилестроение в Германии, Австрии, Чехословакии, Венгрии, Османской империи и вообще во всех странах, что образуются на бывших территориях понесших поражение государств из блока Центральных держав, виделась здравой и заманчивой. Оставалось только поделить эти рынки с теми же французами и англичанами, параллельно полностью перекрыв их для американцев. Слишком уж сильно последние убежали вперед в плане производственных возможностей и ценовой политики своих заводов за счет насыщения внутреннего рынка сотнями тысяч моторов. И тут ожидался кровавый бой, поскольку откровенно опоздавшие на войну американцы, требовали для себя слишком многого, включая введение по всему миру режима свободной торговли.
Но все эти и многие другие вопросы отошли даже не на второй, а на десятый план, когда союзники созрели для подведения итогов войны. Изрядно затянувшаяся Парижская мирная конференция наглядно продемонстрировала, что у каждой страны-победителя имелось свое собственное мнение по поводу будущего проигравшей стороны. И зачастую доходило до того, что страны, имевшие единый взгляд на один вопрос, становились ярыми противниками по другому вопросу. К примеру, что Россия, что Франция, желали разделить Германскую республику на множество отдельных государств, против чего категорически выступали Великобритания с США поддержанные Италией, которым требовалось сохранить рычаг давления на политику континентальных держав в лице жаждущих реванша немцев. При этом Великобритания с США и Россией выступали за очень осторожный подход к вопросу подсчета репараций, чтобы окончательно не разрушить ими экономику немцев и сохранить для себя столь емкий рынок. Франция же, наоборот, держала курс на полное уничтожение экономики Германской республики, чтобы даже спустя два поколения та не смогла бы отойти от нанесенного ей удара.
Понять можно было, и тех, и других. Французы искренне желали не только возвращения утерянных чуть более 45 лет назад Эльзаса с Лотарингией, но также присоединения к себе углепромышленного бассейна долины реки Саар, без каких-либо дальнейших последствий для своей безопасности. Русские же, помимо международного признания отторжения всей территории Восточной Пруссии в свою пользу, требовали отделения от Германии всех прежних польских земель. Пусть Николаю II это и не приходилось по нутру, но воссоздание целостной Польши, даже в виде внутрироссийской автономии, являлось делом чести, коли он лично дал подобное обещание в самом начале войны. При этом требовалось не уничтожить собственными руками все довоенные торговые связи, что были столь необходимы погребенной под долгами России. Итальянцы же с англосаксами откровенно побаивались значительного усиления двух остающихся великих континентальных держав, которые, не имея противовеса в лице Германии, уже совсем скоро могли начать диктовать свои условия всем и каждому. Особенно их беспокоила Россия, потребовавшая передачи в свое владение, помимо немецких земель, обещанный союзниками Константинополь с прилегающими территориями. Никто ведь, давая столь серьезное обещание, не предполагал сохранения Российской империи на политической карте мира по окончанию войны. Теперь же наступал момент ответа за свои слова.