— Ну, начнем с того, что все довоенные армейские запасы подошли к концу еще в прошлом году. Ни обмундирования, ни обуви, ни вооружения, ни боеприпасов, за редким исключением, на складах не осталось вовсе. Мы ведь, армейские авиаторы, относительно недавно не просто так совершали набеги на склады и арсеналы Черноморского флота. Просто, ни в армии, ни у балтийцев, в закромах уже ничего не оставалось. Мощностей же имеющихся промышленных предприятий и мастерских оказалось совершенно недостаточно для удовлетворения потребностей воюющей армии. Когда мы покидали Восточную Пруссию, если не половина, то треть всей 2-й армии воевала с трофейными винтовками в руках по причине полного отсутствия патронов к отечественным трехлинейкам. Ныне же ситуация дошла до того, что на фронт не могут отправить вновь сформированные дивизии по причине полного отсутствия сапог и шинелей. Не в лаптях же и домотканых косоворотках им прикажете выдвигаться! Вот и получается, что, либо будь добр собирать на полях сражений все уцелевшее имущество, либо даже думать забудь о получении потребных подкреплений и обеспечении находящихся на передовой войск хотя бы минимумом необходимого снаряжения. Флот этого еще не почувствовал, но вот армию уже начинают сажать на голодный паек. Все довоенные нормы питания пересматриваются. И отнюдь не в сторону увеличения. Да и качество продуктов отныне оставляет желать лучшего. При этом многие миллионы пахарей были оторваны от земли и забриты в солдаты. Стало быть, грядущий урожай станет заметно ниже. Как бы при таком раскладе к осени в стране голод не начался. Вы поймите, дорогой мой человек, что эта война из-за своих немыслимых масштабов всего за несколько месяцев перекинулась с противостояния войск и флотов на противостояние экономик воюющих держав. И, судя по тому, что я, совладелец нескольких крупных заводов, вижу, нам жизненно необходимо закончить эту войну в этом году. В противном случае страна попросту не выдержит столь колоссального напряжения всех сил. Да и люди не выдержат тоже. Вот такая вот правда жизни от простого человека, — безрадостно заключил Михаил. — А вы говорите — сапоги с мертвых снимать постыдно. Так ведь если их не снимать, то скоро живым, ни одеть, ни поесть, станет нечего.
— Все… действительно столь тяжко? — нарушил воцарившееся на пару минут молчание командир 1-го корабельного отряда.
— Это вы еще не видели, как за считанные часы боя полнокровный полк стачивается до размеров роты. И мертвых по полям лежит столько, что живых не хватает для их сбора и погребения. А как выглядит какой-нибудь небольшой городок, когда в него со всей округи свозят тысячи раненых, что из-за банальной нехватки мест могут днями напролет лежать прямо под открытым небом в ожидании эвакуации в тыл. И двадцать четыре часа в сутки ты вынужден слушать их нескончаемый стон. Про сопровождающую все это вонь обгаженных портков и мертвечины я вообще молчу. Тут моральное давление в разы тяжелее физических ощущений все же будет.
— Прости нас, Господи, грешных, — сняв фуражку, перекрестился лейтенант, услышав из уст непосредственного участника отгремевших боев о том, чего в газетах никогда не напишут.