– Так я, матушка Татьяна Сергеевна, на диванчике прикорну, – тоном казанской сироты начал Стас. – Шапку под голову положу, тулупчиком накроюсь – много ли мне надо, сиротинушке горемычной? А уж если с барского стола какой кусок упадет, так я подберу, мне все сгодится! Я не гордый!
– Какие же вы с Гуровым разные, но вместе с тем родные, – рассмеялась она и тут же нахмурилась: – Значит, ужин вам еще не принесли? Ну, сейчас у меня кое-кто получит по первое число! Все, Катя! Пошли! Скажи там, чтобы Станиславу Васильевичу постельное белье принесли. Миша! – обратилась она к мужу, который за все время, что длилась эта разборка, не произнес ни слова, а только, временами слегка улыбаясь, с любовью смотрел на жену. – Если эти разгильдяи будут тебе мешать, только скажи, и я их тут же всех перепорю как сидоровых коз.
– Да нет, Танюша, мне с ними гораздо веселее будет болеть, – ответил он.
Но едва она вышла за дверь – Гуров с Крячко еще даже сцепиться не успели из-за подложенных друг другу свиней, как из коридора раздался ее гневный голос:
– Ну, и долго ты здесь собиралась стоять? Или ждала, когда все окончательно остынет?
– Татьяна Сергеевна, я вам мешать не хотела, – пискнул женский голос.
– Я что, в операционной была или совещание проводила? – не унималась та. – Вези немедленно!
Открылась дверь, и в палате появилась девушка с раздаточной тележкой, на которой стояли многочисленные тарелки, а в коридоре между тем продолжали бушевать страсти.
– Степушка! – с притворной лаской в голосе говорила Татьяна Сергеевна. – Я ведь, кажется, предупреждала, чтобы посторонних в палату не пускать. Или я на старости лет стала плохо говорить по-русски?
– Мама, но ведь это же по делу, – оправдывался сын.
– А потом ты сказала, что своих впускать можно, а дядя Стас – свой, – добавил внук.
Татьяна Сергеевна не стала вдаваться в дискуссию и кратко ответила им, судя по звуку, двумя подзатыльниками.
Наконец-то изголодавшиеся Романов и Гуров смогли нормально поесть. Они не разбирали, что было приготовлено в больнице, а что принес Крячко, а сметали все, до чего могли дотянуться.
– Ешьте, мужики, – добродушно бурчал Косолапов. – Нагуляли себе аппетит за целый день.
– Кушай, детонька! Кушай, родной! – почти пел над Гуровым Крячко сладким голосом доброй старушки-нянюшки.
Он заботливо подсовывал другу очередную тарелку и даже попытался ласково погладить по голове, но Гуров увернулся и возмущенно уставился на друга – зрелище, должно быть, было препотешное, потому что Потапыч не выдержал и громко расхохотался.
– А ты, Стас, чего не ешь? – спросил он, успокаиваясь.
– Да я, батюшка, одним запахом уже сыт, – скорбным голосом ответил ему Крячко, который на самом деле таскал со всех тарелок понемногу, и губернатор опять засмеялся.
Но вот с ужином было покончено, грязная посуда забрана санитаркой, и осоловевшие от еды Гуров с Романовым начали громко, во весь рот, зевать, а Крячко – застилать свой диван.
– Господи! – почти простонал Лев Иванович. – Неужели этой ночью я высплюсь?
– Мне бы только до подушки добраться, – вторил ему Романов.
В этот момент дверь приоткрылась, а потом в коридоре раздался голос мальчишки:
– Нет, дядя Виталя, они еще не спят.
– Сглазили! – выразительно проговорил Стас.
Вошедший Виталий, увидев их недобрые взгляды, с виноватым видом развел руками:
– Извините, мужики, раньше приезжать не стал, чтобы не мешать вам, да и не получилось бы – занят был. Ну, Иваныч, давай, что у тебя?
Гуров отдал ему пакет с документами бандитов и банку из-под кофе, предварительно вынув оттуда флешку – мало ли что на ней? Взглянув на алмазы, тот только горестно покачал головой и тихо пробормотал:
– Сколько же крови из-за них пролилось!
– Как там? – шепотом спросил у него Лев Иванович.
– Нормально, а подробности завтра, – одними губами ответил ему Виталий.
Тут подал голос губернатор, и прозвучал он так, что даже у Гурова, уж на что был закален начальственным рыком, невольно уши прижались, потому что он громыхал не только металлом, как бронетанковая колонна, но и еле сдерживаемой яростью:
– Мужики! А может, уже и мне пора знать, что в области творится? Вы кем меня считаете? Глухим? Слепым? А может, вообще дураком? Думаете, я не слышал, какая суматоха царила в больнице? Как все всполошенно носились по коридорам и кровати возили? Как потом два вертолета один за другим возле больницы сели? Ну, ладно бы один – мало ли кого привезти могли! Но два! А люди как вопили! Я что, не в состоянии русский язык от китайского отличить? Что произошло, черт побери? Ладно Татьяна, которая меня, как курица цыпленка, старается от всех неприятных вестей уберечь, но вы-то мне можете сказать?