Превращение

- А, фигня. Зато остыла, и в голове прояснилось. Нет, правда-правда! Я потом пошла к Грегу, он как раз сидел у нашего общего приятеля на Яхтенной... Обсохла там, - Ники лукаво посмотрела на меня. - Попили чайку и все спокойно обсудили. Грег извинился за резкие слова, а я пообещала, что больше не буду к нему приставать с глупостями и стану вести себя нормально. В общем, мы помирились.

- Ну вот и слава богу, - сказал я, покосившись на Ники.

У нее было такое хитрое выражение лица, что я бы на месте этого Грега не расслаблялся.

Я не знал, что думать о ее словах. Если она и не врала, то явно не договаривала. Но какое у меня право ее выспрашивать? Я ей никто. Она могла бы и вообще сегодня не приходить. Жива - и чудесно!

Сквер закончился. Мы обогнули свежепостроенный сверкающий домище для богатеев, стоящий особняком, и углубились во дворы Старой Деревни.

В этих дворах прошло мое детство. Каждая колдобина, каждый куст были мне тут знакомы. Эти деревья росли вместе со мной, эти дома на моих глазах ветшали...Про каждый магазин я мог сказать, что было в его помещении пять, десять и двадцать лет назад... Постаравшись, я мог бы вспомнить, как взбираться на крышу того или иного гаража, или как расположены ветки на каждом подходящем для лазания дереве. Что-то в этом странное есть - всю жизнь прожить в одном месте. Я с ним слишком сроднился, чтобы даже задумываться о переезде. Родители и то переехали в новую квартиру, а я остался в старой, где все напоминало о детстве. Словно намек на то, что я так и не вырос.

Ники бодро шагала рядом со мной, шлепая по асфальту подошвами на толстом протекторе. Я слышал, как она сопит и хлюпает носом - видимо, все-таки вчера простыла, купание не прошло для нее даром. Я понемногу начинал успокаиваться.

Похоже, она все-таки не пришелец с того света.

И все же. Как она умудрилась выбраться из воды, если я безвылазно проторчал на берегу три часа?

Почему я не слышал всплеска?

И что-то еще... Была еще одна мелкая странность с ее глазами. Но какая, я забыл.

Справа осталась школа, куда я ходил в младших классах. Слева - детский сад. За ним среди старых тополей прятался мой дом. Ничего примечательного в нем не было - обычная обшарпанная хрущевка. Зато когда я был маленьким, это был крайний дом в городе. За ним город заканчивался. Нынешняя Школьная улица была объездной дорогой, по которой день и ночь ехали камазы. За ней проходила железная дорога, а дальше начинались Торфянка, она же Торфяные болота. На самом деле, никакие это были не болота, а просто пустоши, заросшие осокой и чертополохом в человеческий рот. Там было круто играть в детстве. А когда я по вечерам выглядывал на улицу, то видел не окна соседних домов, а чернильную темноту.

Я зачем-то рассказал об всем этом Ники. Она слушала с интересом, одобрительно кивая.

- Мне тут нравится, - сказала она. - Люблю пограничные места! Знаешь, те, кто живет на границе чего-нибудь с чем-нибудь, по особому чувствуют мир. Они понимают, что мир может быть разным. Большинству-то кажется, что мир неизменный, и за каждым поворотом одно и то же, так что и ходить туда незачем.

- "Бывают и те, кто все рвется за край", - процитировал я "Снайперов". - Ты из них, да?

- Нет, - спокойно ответила Ники. - Чего мне рваться? Я, честно говоря, чаще бываю с той стороны, чем с этой.

Говоря это, она кивнула в темноту за гаражами.

У меня по спине пробежали мурашки, потому что в той стороне, куда она кивала, находилось не что иное, как Серафимовское кладбище. Может, оно и случайно получилось, но на фоне всего остального...

Тем временем мы незаметно дошли до моей парадной. Я обитал на пятом этаже, в маленькой двушке, оставшейся от родителей. Они, как и я, всю жизнь работали на оборонку: матушка в НИИ, отец на военном заводе. Надо сказать, в моем детстве, на закате советских времен, мы жили совсем неплохо. Ведомственный пионерский лагерь, санатории на Черном море, спецпаек, и прочие льготы и привилегии - мелкие, но приятные. В девяностые оборонка накрылась медным тазом, и мы практически нищенствовали, как впрочем, и все бюджетники. Убогое существование длилось до относительно недавних времен. Лет пять назад все внезапно изменилось: папин старый друг, более преуспевший в жизни, чем он, пригласил отца замом к себе в фирму. Платили там раз в десять больше, чем на заводе, притом каждый месяц. Вскоре родители отъелись, а там и обзавелись признаками буржуазного благополучия: начали захаживать в пиццерии и суши-бары, отпуск проводили в Греции, а не на грядках. Отец купил "форд фокус" и ощутил себя хозяином жизни. И наконец, пик преуспеяния - покупка новой квартиры по ипотеке. Куда родители и съехали, оставив мне старую двушку в полное пользование.