Превращение

– Я хорошо укрыт? – со значением, будто от ответа многое зависит, спросил отец снова.

– Да успокойся, ты укрыт хорошо.

– Нет! – вскричал отец, мощью голоса разом перекрывая ответ Георга, и, отбросив одеяло с такой силой, что оно на миг развернулось в воздухе целиком, вскочил на кровати в полный рост и так воздвигся, лишь слегка придерживаясь за потолок рукой. – Ты-то хотел бы меня укрыть, навеки укрыть, я знаю, отродьице мое, но нет, пока что я еще не укрыт. Сил моих, пусть и последних, на тебя-то хватит, даже с лихвой! А этого дружка твоего я прекрасно знаю. Да, вот такой сынок был бы мне по сердцу. Потому-то ты и обманывал его все эти годы. А зачем бы еще? Думаешь, я не проливал о нем слезы? Ты для того и запираешься у себя в кабинете – «прошу не беспокоить, шеф занят», – лишь бы строчить там свои лживые письма в Россию. По счастью, отцу, чтобы сына насквозь видеть, никакая наука не нужна. Ты, как я погляжу, уверился, будто родителя вконец скрутил, настолько подмял, что хоть на голову ему садись, а он и не пикнет, и коли так, сынок наш, наш хозяин-барин, жениться надумал!

Снизу вверх Георг взирал на отца, ужасаясь его чудовищному преображению. Петербургский друг, которого отец, оказывается, так хорошо знает, завладел его помыслами, как никогда прежде. Где-то вдали он пропадал на бескрайних просторах России. Стоял у дверей своей пустой, разграбленной лавки. Пока еще стоял – среди поломанных полок, распотрошенных товаров, вывороченных из стен газовых рожков. Ну зачем, зачем ему понадобилось уезжать в такую даль!

– Да ты посмотри на меня! – гаркнул отец, и Георг, словно завороженный, кинулся к кровати, стараясь все ухватить на лету, но на полпути запнулся.

– Она юбки подняла, – затянул вдруг отец нараспев глумливым голосом. – Она юбки подняла, гнусная бабенка, – и для вящей убедительности он задрал нижнюю рубаху, да так высоко, что обнажился даже шрам на бедре, след от раны, оставшийся у него после войны. – Она юбки подняла и так, и так, и так, а ты и рад попользоваться, но чтоб совсем без помех утолять на ней свою похоть, ты осквернил память нашей матери, предал друга, а отца запихнул в постель, пусть лежит и не шевелится. Ну как, может он еще пошевелиться или нет?

Молодецки распрямившись, он приплясывал, лихо вскидывая ноги. И при этом торжествующе сиял – до того ему собственная выдумка нравилась.

Георг замер в углу, как можно дальше от отца. Чуть раньше, несколько долгих мгновений назад, он твердо решил, что будет смотреть в оба, дабы ничто и ниоткуда, ни сзади, ни сбоку, ни сверху, не обрушилось на него врасплох. Теперь он вдруг снова вспомнил об этом своем решении и тут же снова позабыл – так ускользает из игольного ушка слишком короткая нитка.

– А друг все-таки еще не предан! – вскричал отец, в подтверждение своих слов вздевая над головой трясучий указательный палец. – Здесь, на месте, его поверенным был я!

– Комедиант! – не удержался от выкрика Георг, в тот же миг, но все равно слишком поздно, пожалев о промашке – он даже язык прикусил, да так сильно, что от боли потемнело в глазах, чуть не подкосились ноги.

– Ну да, разумеется, я ломал комедию! Комедия! Словечко-то какое славное. А чем еще прикажешь потешить себя овдовевшему старику отцу? Скажи-ка – и пока будешь отвечать, как сын ты для меня все еще жив, а что мне еще оставалось делать в своей убогой задней каморке, замшелому старику, затравленному собственными, когда-то такими верными служащими? В то время как сын мой разгуливает гоголем, заключает сделки, подготовленные еще мною, купается в удовольствиях, а из дома выходит с непроницаемой физиономией порядочного человека, не удостоив отца даже взглядом? Или, думаешь, я, родитель твой, тебя не любил?

«Сейчас та подастся вперед, – осенило Георга. – Хоть бы он упал и расшибся». Последнее слово пронеслось в голове со змеиным шипением.

Отец и вправду подался вперед, но не упал. А заметив, что Георг и не думает к нему приближаться, выпрямился снова.

– Стой, где стоишь, не больно ты мне нужен! Думаешь, ты в силах подойти, а в углу жмешься только потому, что тебе так хочется? Смотри не просчитайся! Я по-прежнему гораздо сильнее тебя. Один я, может, еще и спасовал бы, но теперь за мной и сила нашей матери, и с дружком твоим я отлично поладил, и все клиенты твои у меня в кармане!

«У него даже в нижней рубахе карманы», – изумился Георг, попутно успев подумать, что одним этим наблюдением можно опозорить отца на весь свет. Но и эта мысль промелькнула лишь на миг и тут же забылась, ибо сейчас он забывал все и сразу.

– Только попробуй попасться мне на глаза со своей невестой под ручку! Я просто смету ее с пути, ты и охнуть не успеешь!

Георг скривил гримасу – мол, так он и поверил. Отец в ответ, неотрывно глядя в его yгол, только грозно закивал в знак того, что именно так все и будет.