Превращение элементов

«Благородные» газы повели себя на первых порах совсем не благородно: кое-кому из химиков они внушили мысль, что поскольку им нет места в таблице Менделеева, то и у самого периодического закона нет права на жизнь. А Браунер и итальянские химики Р.Назини и А.Пиччини высказались в том смысле, что «бесполезны попытки применить к аргону и другим инертным элементам периодический закон, так как элементы эти лишены самого основного свойства, на котором построена вся система, — способности давать соединения, и не могут встать в такую классификацию, где основанием является именно форма соединения элементов».

Закон не отрицался, но для инертных газов делалось исключение: они ему «не подведомственны».

Всё это, конечно, волновало Менделеева, и в августе того же года он побывал в Англии и Франции, где беседовал о новых газах с Рамзаем, Бертло и другими учёными. О своей поездке он доложил на заседании Русского физико-химического общества. О гелии, который он ранее назвал «воображаемым», Менделеев сказал, что хотя о природе его известно мало достоверного, тем не менее он — нечто блистательное; спектр его ярок, оригинален, и можно только порадоваться, что удалось его открыть. Это о гелии, а об аргоне? «Нельзя отрицать, что с аргона началась новая эра в химии», однако «оба (Рамзай и Бертло. — Б.К.) говорят откровенно, что они решительно не знают, что такое аргон».

Рамзай на этот раз оказался более последовательным менделеевцем, чем Браунер, а может быть, и чем сам Менделеев. Он нисколько не сомневался в том, что аргон «даёт новое доказательство закона периодичности». Недаром впоследствии Менделеев «причислил его к лику укрепителей периодического закона», наравне с Буабодраном, Нильсоном, Винклером.

Рамзай не согласился с мнением Менделеева о том, что аргон — «конденсированный азот», и придерживался мысли, что он — смесь газов. Он энергично продолжал погоню за гелием, решив, что если этот элемент обнаружен в клевеите, то он должен присутствовать и в воздухе. Надо было как-то обойти затруднения, заключающиеся в том, что ни гелий, ни аргон нельзя с чем-то соединить, а стало быть, и разделить. Рамзай прибегнул к дробной перегонке: заморозил воздух до жидкого состояния (благо к тому времени была сконструирована нужная холодильная машина), после чего дал ему испариться, справедливо полагая, что это приведёт к разделению замороженного воздуха на составные части. Учёного поджидала неприятность: он упустил гелий, который испарился с воздухом, но тут же был «приятно разочарован», когда при спектральном анализе остатка увидел линии, принадлежащие аргону, и, кроме того, совершенно новые. Так был открыт новый благородный газ. Рамзай окрестил его именем, которое первоначально предназначалось гелию, — криптон. Гелий в воздухе он также нашёл, после чего в одной из публичных лекций отозвался об этом событии так: «Поиски гелия напоминают мне поиски очков, которые старый профессор ищет на ковре, на столе, под газетами — и находит у себя на носу. Гелий очень долго искали. А он был в воздухе!»

К этому времени были сконструированы более мощные холодильные машины, которые позволили Рамзаю открыть ещё два благородных газа — неон и ксенон.

Но по-прежнему ни для одного из инертных газов не находилось места в таблице Менделеева.

В начале 1900 г. бельгийский химик Эррера официально предложил выделить пять новых инертных газов в особую нулевую группу элементов. К такому мнению склонялись и Рамзай, и Крукс, и ряд других учёных. С этим согласился и Менделеев. В 1903 г. он констатировал: «Испытание было критическим как для периодической системы, так и для аналогов аргона. Оба новичка с блеском выдержали это испытание, т. е. атомные веса (по плотности), из опыта найденные для гелия и его аналогов, оказались прекрасно отвечающими периодической законности».

И тут нельзя не упомянуть о том, что задолго до того, как столь благополучно закончилось испытание периодического закона, в Шлиссельбургской крепости, этой мрачной темнице, куда русские цари прятали своих врагов и беззаветных борцов с самодержавием, учёный и революционер Н.А.Морозов пришёл к мысли о существовании группы инертных газов. Он предсказал даже их атомные веса, но об этом мир узнал, когда Морозов вышел на свободу и опубликовал книгу «Периодическая система строения вещества».

Итак, всё стало на свои места. Менделеев мог с полным правом впоследствии написать: «По-видимому, периодическому закону будущее не грозит разрушением, а только надстройки и развитие обещает… рамзаевские подтверждения всего многозначительнее». Предположение некоторых учёных о том, что первоначалом всех элементов является обнаруженный на Солнце гелий, было самым убедительным образом опровергнуто. Атомный вес водорода не превышал атомный вес гелия, наоборот, последний был в четыре раза тяжелее.

Приступ лучевой лихорадки

Химик «без знания физики подобен человеку, который всего искать должен ощупом. И сии две науки так созданы между собой, что одна без другой в совершенстве быть не могут».