Превращение, или Кафке и не снилось (СИ)

В этот же вечер Гарри пришлось помириться с Роном, что она с радостью и сделала, стиснув рыжего в объятьях, (за что тот получил по макушке от ревнивой Гермионы, которой показалось, что его рука спустилась чуть ниже положенного) и примириться с тем фактом, что ее лучшие друзья теперь сладкая парочка.

– Я была слепа, – констатировала Поттер, сидя на полу в гостиной Гриффиндора, пока Уизли и Грейнджер довольно мило тискались на диване.

– Конечно, слепа, ты всю жизнь в очках проходила, – промурлыкал куда-то в нос Гермионы Рон. Гарри скривилась.

– Фе-е-е, вокруг какая-то любовная лихорадка.

– Ты следующая, Гарри, – рассмеялась Гермиона, и смех ее показался пророческим и зловещим.

***

А в кабинете самого главного КОПа было неспокойно, ведь Дамблдор завалил бедолагу письмами, подробно рассказывающими о том, как все прекрасно и замечательно у него в Хогвартсе, о том, как любовная лихорадка процветает, и о том, что скоро вот-вот начнется бал в честь Альбы Шмель.

Слезы градом текли из очей Тома-Владимира. Он насупился, надулся, вжался вместе со стулом в стенку, а ноги положил прямо на письма, кучкой валявшихся на столе. Лорд вот-вот собирался сжечь это всё к чертям, но тут в дверь постучали.

«Великие Мордред и Моргана! Беллатриса, чтоб её! Вечно она не вовремя!»

Но это был, к счастью, Северус Снейп.

– Милорд? – вот прямо перед Владимиром образовался знакомый силуэт в черном.

– Севушка! – воскликнул горе-писака и кинулся обнимать зельевара.

– Э-э-эм, – похлопав Лорда по плечу, только и выдал Снейп. Его сегодня, все-таки, невозможно было шокировать еще больше, и он не удивился бы, даже если бы Лорд тоже ударился в истерику, а затем повалил его, Снейпа, на пол.

– Севушка, ну, разве я не красавец? – не расцепляя рук, проговорил Том.

Северус поежился и, прежде чем ответить, усадил Лорда обратно на стул, освобождаясь от объятий:

– Вы вернули прежний облик, а значит более чем.

– Тогда что не так?

– Что вы имеете в виду, сэр?

– Да хоть тебя взять, – ринулся разъяснять Бессмертный. – У тебя вон подружка появилась.

Щеки Снейпа предательски порозовели: «Откуда, черт побери, он знает? Но подружка звучит неплохо…»

– У шрамоголового – парень. У рыжего придурка Уизли – зубрилка Грейнджер, а у зубрилки Грейнджер – придурок Уизли! – завыл Волдеморт и принялся рвать какую-то исписанную бумажку.

«Дамблдор, – догадался зельевар, обнаружив на столе письма с прескверным почерком. – Козел старый».

– А вы Альбу попросите о помощи, – многозначительно замигал правым глазом он.

– Да никогда! – скрестил руки Том и задрал нос, утирая слезы письмом и пачкаясь в чернилах.

– Ну, ее и просить-то не надо, – уже тише добавил Северус, направляясь к двери.

Владимир-Том поежился:

– Судя по письмам, да. А, – вскочил он, открыл полочку в столе, что-то достал и передал Снейпу нечто перевязанное, – рукопись. Свеженькая. В общем, прочти.

Профессор взял в руки рукопись и мысленно порвал ее на куски. Эта кипа была уже третьей за месяц, и история каждый раз повторялась: Тот-кто-это-писал торжественно вручал своё творение Снейпу, Тот-кому-приходилось-это-читать читал это, а Тот-кто-это-писал кидал рукопись в камин и упивался вусмерть.

Зельевар обреченно выдохнул и отправился в Хогвартс лопать пирожки Трелони.

========== Глава одиннадцатая, в которой герои собираются на бал. ==========

«Сон станет явью», – как наяву прошептал голос Сивиллы, и Гарри проснулась. На часах было пол восьмого. Что же, самое время. Но вставать с кровати девушке очень не хотелось, по большей части из-за предстоящего бала, из-за вот уже неделю длившихся тренировок дурацкого танца, которые Гарри постоянно прогуливала, но все равно неустанно жаловалась на них («И чего там плясать? Правую руку поднял и пошел кругами» – говорила она, на что Гермиона отвечала очередным напоминанием про Святочный бал на 4-м курсе, и Гарри ничего не оставалось, кроме как скорчить недовольную рожицу), и дурацкого предсказания Трелони, которое как ни кстати напомнило о себе во сне.

Голова покинула подушку, и глаза уткнулись в висевшее напротив изумрудное платье. Голова захотела плюхнуться обратно, но в комнату впорхнула Гермиона и, напевая веселую песенку, стянула рыжеволосую подругу с кровати и закружила по комнате.

– Я встретил Ва-а-ас, – пела Грейнджер, – и всё былое в ожившем се-ердце о-о-ожило. О, Га-а-рри, Га-а-арри!

– Мио-о-она, что-о-о это с тобо-о-й? – изящно пританцовывая (а с 4-го курса многое изменилось), вторила подруге Гарри.

– О-о-о, что может быть прекраснее этого утра? – наконец девушка остановилась.

«Любое другое утро», – раздосадованно подумала Гарри.

На завтраке Рон и Гермиона бесстыдно сюсюкались, касались друг друга, целовались и не замечали никого вокруг. Было без толку пытаться их пристыдить, но возглас бедолаги Симуса Финигана все же решил, что он способен что-нибудь изменить. Парень еще никогда так не ошибался!

– Ну, мы же тут едим! Гадость какая! Кто-нибудь растащите их! Гарри?