Превращенная в мужчину

Эндри не удивилась. Чувствовала: моя вина, моя!

Она выкупалась, оделась. Пошла искать бабушку и нашла ее в концертном салоне, во флигеле.

— Ян уехал! — сказала она.

Графиня кивнула головой:

— Еще до восьми утра. На одну минуту забежал ко мне попрощаться.

Эндри прошептала:

— Это из-за писем, бабушка, из-за писем!

— Знаю, — сказала графиня. — Это пройдет, мое дитя.

Она погладила ее по волосам, по лбу и по щеке, как делала всегда, — и увидела слезы в глазах внучки.

— Не надо плакать! — крикнула она. — В Войланде не плачут.

Ее правая рука была у груди, левой она взяла несколько аккордов.

— Ты видишь Яна не в последний раз, слышишь, Эндри?

Затем она начала играть. Это была «Партита».

Эндри стояла за ее спиной, слушала тихо, пока та не кончила.

— Для Яна, — прошептала она, — ты играешь это для Яна, бабушка.

Графиня обернулась:

— Почему ты так думаешь?

Эндри ответила:

— Это ведь «Партита» — значит: прощание и отъезд!

— Глупенькая! — сказала бабушка. — Это название музыкальной формы, как сюита или соната. Ничего общего нет с прощанием. Как это тебе взбрело на ум?

— Ян мне так объяснил, — возразила она. — Уже много лет тому назад. Это по-латыни, — сказал он, — происходит от слова «partire», что значит «уезжать».

— Он глупый мальчик, — воскликнула графиня. — Вероятно, теперь он знает это лучше.

Но Эндри настаивала:

— Нет, нет. Это звучит, как расставание. Ян это чувствовал.

Бабушка посмотрела на нее, улыбнулась и сказала:

— Ян также. Тогда это, может быть, для Войланда!

Человек из Пустерталя

Гвинни Брискоу сидела в личном кабинете своего отца и ждала своего друга Тэкса. Она была им очень недовольна. Она велела ему приехать ровно в двенадцать, уже было три четверти первого, а он все не появлялся.

Уже два дня, как она снова в Нью-Йорке. Она немедленно вызвала Эндри Войланд, и та пожелала, чтобы Гвинни, когда поедет в «Plaza», взяла с собою Тэкса Дэргема. А как могла она это сделать, если глупый юноша сидел в тюрьме?

Наконец, он явился. Гвинни встретила его весьма немилостиво. Его должны были выпустить в 10 часов утра — где он так долго пропадал?

Тэкс оправдывался: пришлось ждать. Тюремный директор был занят, затем он говорил ему большую речь о том, что он должен исправиться: в следующий раз вместо недели ему пропишут, по меньшей мере, три месяца.

— Они должны были бы тебя сейчас же совсем запереть на Блекуэльс-Айленд, — воскликнула Гвинни. — Ты этого заслужил, заставив меня так долго ждать!

Он вздохнул и замолчал. У Гвинни Брискоу своя логика, и ее не переборешь. То небольшое обстоятельство, что он ничего дурного не сделал и отдежурил в тюрьме неделю из-за нее, не имело для Гвинни никакого значения.

Произошло это так. Он должен был отвезти Гвинни во Флориду на своем автомобиле. Но она ни за что не хотела оставить его у руля. Сама же была в очень дурном настроении и пустила машину вовсю, как только выехала за город. И через четверть часа наехала на старика. Конечно, она заявила, что старик сам виноват, так как бросился под автомобиль. Он не пострадал и был очень доволен, когда Тэкс дал ему двадцатидолларовую бумажку за испачканные штаны. Но полицейский остался менее доволен. Он приказал им взять с собой в экипаж старика и поехал с ними сам, чтобы доставить их к судье.

Дорогой они обдумали, как быть. Гвинни уже пять раз штрафовали за быструю езду. В последний раз ее даже задержали в полицейской камере на сутки, и это оставило у нее дурное воспоминание. Она заявила, что это место совершенно не подходит для молодых дам. Тэкс должен был поэтому взять вину на себя. Он немедленно согласился, хотя и сам был уже два раза оштрафован за такой же проступок. Он разыграл кавалера и сознался судье, что правил машиной. Пострадавший это подтвердил. Судья, очевидно, в тот день был в таком же дурном настроении, как и Гвинни. Тэксу присудили сто долларов штрафа и неделю тюрьмы впридачу. Все это длилось менее получаса, затем они поехали дальше. А потом он должен был отсиживать эту неделю.

— Это очень грубо с твоей стороны, — стыдила его Гвинни. — Ты знал, когда я вернусь из Майами, почему ты не отбыл свое наказание раньше?

Тэкс защищался:

— Это не делается по желанию, Гвендолин. Приходит на дом повестка, и тогда надо явиться. И, кроме того, я ведь сидел за тебя.

— Какое это имеет значение? — спросила Гвинни. — Опять эти глупые отговорки.

— Хорошо, я больше этого делать не буду, — огорчался Тэкс. — В следующий раз можешь одна есть свой салат!

Она смягчилась:

— Если ты мне, Тэкси, пообещаешь, что всегда будешь сидеть за меня, то…

Он перебил ее:

— Всегда? При твоем способе езды я могу полжизни провести в тюрьме!

— Позволь же мне сказать! — крикнула она. — Я хотела бы тебе дать нечто особенное, если ты мне пообещаешь!

— Что же? — настаивал он.

— Сначала ты мне должен обещать, а затем я скажу. Ты будешь этому очень, очень рад!

Они торговались. Наконец, он уступил. Протянул руку и твердо обещал ей всегда брать на себя вину, и не только при автомобильной езде. Тогда она торжественно заявила:

— Тэкс, с сегодняшнего дня ты можешь меня называть Гвинни!