Превращенная в мужчину

С другой стороны прибежала сестра Клотильда. Энергичными жестами и резкими словами она прогнала девочек за их перегородки. Они оделись, как обыкновенно, в полном молчании, пошли к обедне, затем к завтраку. Не было только Анны. Но незадолго до восьми часов, перед началом школьных занятий, пришел приказ всему классу построиться попарно. Из рабочего зала все вышли в сени. К ним присоединились два других класса. Затем по лестницам спустились в спальную комнату. Там у дверей на стене висела грязная простыня, а перед нею стояла преступница Анна. Сто двадцать девочек должны были продефилировать перед нею и смотреть на ее позор.

Она имела, значит, основание опасаться наказания.

Никогда в жизни Эндри не забыла этого впечатления. А тогда в монастыре она страдала. Эта сцена ей снилась по ночам. Она не могла отделаться от отвратительной картины.

С этого дня в ней родилось сопротивление, пробудилось желание уйти отсюда во что бы то ни стало. Она все еще работала, все еще исполняла каждую из сотни своих мелочных обязанностей, но в свободное время она обдумывала лишь эту мысль.

Вскоре ее постигло тяжелое наказание. Умножение и деление, как и раньше, были для нее непреодолимыми трудностями. Как ни старалась, она ничего не могла с ними поделать. Она стояла перед доской и должна была помножить 398 на 62, а произведение разделить на 47. Как гримасничающие дураки, смотрели на нее цифры. У нее было лишь одно желание: стереть их и, таким образом, сжить со свету. Однако она сделала все, что было в ее силах. Взяла мел, считала, считала… Полчаса продержала ее учительница у доски. Восемь раз Эндри переделывала задачу: постоянно получался другой результат, но все равно неверный.

В этот день ей пришлось попоститься и есть только суп. Две ученицы принесли доску с арифметическими упражнениями для Эндри в столовую и поставили ее там. Она же должна была уйти из-за стола и опуститься на колени перед доской.

Все девочки смотрели на нее. Вдруг Эндри вскочила, вынула свой носовой платок и стерла цифры с доски. Затем быстрыми шагами она вышла из столовой. Ей кричали вдогонку — она не слушала. После обеда ее позвали к матери Анастасии, начальнице. Та прочла ей внушительную проповедь. В виде наказания Эндри должна была с того же дня вместо вспомогательных уроков заняться рукоделием.

У Эндри были длинные и узкие руки, но жилистые и сильные, как у бабушки. Эти руки очень ловко правили поводьями, рассекали волны, массировали и кидали в воздух соколов. Но они были непригодны для шитья и штопанья, для вышивания и вязанья. Получалась одна безнадежная неудача, перед которой даже ее арифметические выкладки казались чудом искусства. И все же она должна была по два часа ежедневно просиживать за этими работами, потеть над тайнами вышивания крестиком, обметывания петель и вязальной иглы. Учительница рукоделия, барышня Клементина, выказала трогательное терпение. Усаживаясь возле нее, она показывала все снова: как надо держать пальцы, как вести иглу, как должен правильно сидеть наперсток. В конце концов она сама пошла к начальнице просить, чтобы та освободила Эндри от рукоделия.

Мать Анастасия согласилась — вместо рукоделий Эндри должна была отбывать дальнейшее наказание в прачечной. Там царила сильная сестра Женевьева. Она знала лишь одно: набрасываться и подбавлять. Поэтому прачечная считалась тягчайшим наказанием: мало кто из этих недозревших, дурно питавшихся детей мог справиться с такой напряженной работой. У Эндри же был большой запас силы. Ее мускулы радовались возможности показать, на что они способны. Сестре Женевьеве такая помощница была удобна, и она обращалась с ней очень доброжелательно. И сама Эндри была тоже очень довольна. Уже в первый вечер сестра дала понять Эндри, чтобы она не слишком выказывала свое удовольствие. Она лишь до тех пор сможет пользоваться прачечным раем, покуда начальница будет думать, что это для нее — ад. Эндри приняла к сведению этот намек. Когда какая-либо из монастырских барышень расспрашивала ее, она жаловалась на тяжелую работу в прачечной.