Превращенная в мужчину

— А до того? Где были вы до того, многоуважаемый господин? Подумайте! Не сделали ли вы маленькой прогулки в эту прекрасную осеннюю пору? Не ходили ли к Торггельну? Вы ведь знаете, что это такое? А там, может быть, выпили немножко больше, чем следует, хорошего свежего вина. Оно ведь коварно: сначала ничего не замечаешь, а потом начинает действовать внезапно. Тогда вы зашли в собор, под музыку нашего органиста вздремнули. И, наконец, наполовину во сне, наполовину в блаженном состоянии от молодого вина, вышли из собора и открыли в тусклую ночь никогда не существовавшую часовню и прекрасную фреску Святой Скорби вдобавок.

— Но я не пил ни капли, — воскликнул Ян, — ни единой…

Он остановился. Какой смысл уверять служителя, что он был трезв, как монашенка?! Старик все равно не поверит. Одно было несомненно: часовни не существовало, картина бородатой женщины ему лишь пригрезилась.

Он молча шел рядом со служителем. Пригрезилось? Что-то проснулось в подсознании, ожило из мира затаенных желаний. Разве он не работал над тем, чтобы превратить женщину в мужчину, сделать чудо, происшедшее с дочерью языческого короля? Он засмеялся. Вырастет ли у его кузины Эндри также такая длинная черная борода?

Он пожал старику руку.

— Благодарю вас, Кинигаднер, до свиданья!

Служитель спросил:

— Не желаете ли вы взглянуть в музее на икону Скорби? Это не произведение художника, а простая крестьянская работа. Все же…

Ян отказался.

— Оставьте это! Мы больше не нуждаемся в иконах. Мы живем в нынешнее время, а не тысячу лет тому назад, как вы. Мы в жизни создаем чудеса, которые вы знаете только по книгам и иконам.

Но старик усомнился:

— В жизни? Будет ли она действительно жить? Или же, прибитая к кресту, жалким образом погибнет?

Ян быстро вышел. Покачивая головой, старик смотрел ему вслед.

Ян шел через Соборную площадь, далее — по узкой улочке к беседкам. Какая-то женщина заговорила с ним. Да, торговка старьем, у которой он кое-что купил, когда был здесь в последний раз. Не желает ли он пойти к ней: дня два тому назад она приобрела множество всяких вещей, быть может, кое-что ему понравится? Он согласился и последовал за нею.

Старые картины и кружева, стаканы, фарфор, оружье, подсвечники и деревянные изображения святых. Все это лежало в беспорядке на столах и стульях, было наполовину распаковано. Красный мешок, наполненный цепочками, безвкусными брелоками, монетами и кольцами. Он невнимательно рылся в этом хламе, подымал вещь, чтобы лучше рассмотреть ее, и тотчас же клал обратно. Взял небольшую блестящую вещичку — это был сапожок, маленький золотой сапожок! Золото плохое, обильно обложенное серебром. Но вещь была изящна, и работа не без искусства.

Что за женщина могла на браслете или ожерелье, носить этот золотой башмачок — кто и Почему?.

Он купил эту вещь. Попросил дать ему бумагу и конверт. Написал: «Это ты можешь подарить бедному маленькому скрипачу!» Затем адрес: «Эндри Войланд, Ильмау у Бармштедта. Тюрингия».

— Отнесите это на почту, — сказал он торговке, — отправьте ценным пакетом.

Об Иффи и Иво

В зале Парк-Отеля в Гамбурге сидели Ян Олислягерс и его спутники. Юный венец сиял весельем и жизнерадостностью. Поездка в спальном вагоне была для него событием. Когда же в Мюнхене они поехали на аэродром и заняли свои места в аэроплане, его воодушевление не знало границ. Доктор Фальмерайер был не столь восхищен. Он страдал воздушной болезнью, проклинал и отплевывался, клялся никогда в жизни более не доверять даже своего трупа проклятому воздушному экипажу. Уже к полудню они были во Франкфурте. Ян катал юного венца по городу, свез его в дом Гете. Затем в автомобиле они отправились в курорт Гомбург.

— У меня с собой смокинг, — сказал Прайндль, после того как швейцар указал им комнаты, — мне надо надеть его к ужину?

— Глупости! — проворчал Фальмерайер.

Ян засмеялся:

— Надевайте преспокойнейшим образом, Прайндль. Доктор Фальмерайер может остаться, как он есть, но мы оба приоденемся по случаю нашего знакомства… Знаете, кого мы здесь надеемся встретить?

Венец с живостью закивал головой:

— Ну, конечно, знаю. Я в курсе всего, что предстоит. На меня вы можете рассчитывать.

Все трое принялись за свой кофе в большом зале, устроенном под зимним садом. Музыка уже играла. Несколько пар танцевали.

— Вон там он сидит! — сказал Фальмерайер и указал на противоположный угол. — Белокурая дама рядом с ним — несомненно, его партнерша Ифигения, Иффи.

Ян и Прайндль посмотрели в ту сторону. Танцор как раз поднялся, подошел к столику, поклонился одной даме и повел ее танцевать. Ян внимательно рассматривал его. Удивительно красивое создание — врач не преувеличивал. К тому же его темные глаза светились чем-то меланхолическим и в то же время надменным, что подчеркивалось легким, почти страдальческим подергиванием губ. Каждое движение, каждый взгляд этого человека говорили: я не то, чем являюсь здесь.